Новости культуры. Пермь

4 марта 2010 года в Театре-Театре состоялась премьера спектакля «Чехов в Ялте». Про Чехова, Бунина, Горького, Станиславского в этой пьесе нам рассказали два американца и рассказали так, что «Чехов в Ялте» шел к своей российской премьере более 16 лет.
Что же там такого, в этой истории про Чехова, Бунина, Горького и иже с ними?

Дмитрий Лебедев – переводчик и артист. Окончил театральное училище им. Щепкина, курс Михаила Ивановича Царева.
22 года служил в театре Омской драмы. Самостоятельно (не в специализированном вузе) изучил английский язык. Перевел с английского более 15 пьес, почти все о театре. О чем еще может переводить артист?! Самая «звездная» из пьес – «Академия смеха» Коки Митани: с успехом идет во многих театрах страны и русскоязычного зарубежья. Отложив переводы, артист Дмитрий Лебедев играет на сцене Петербургского театра «Наш театр». С ним – наш сегодняшний разговор.
– О пьесе «Чехов в Ялте» известно, что написана она бродвейским драматургом Джоном Драйвером и знатоком русского театра Джеффри Хэддоу и что это первая постановка в России. Знакомы ли вы с авторами лично?
– Лично знаком только с одним: переписывался с Джеффри Хэддоу по вопросам авторских прав. Знаю, что пьеса «Чехов в Ялте» широко шла в Америке и Европе в 1980-1990-х годах. Если мне не изменяет память, в 1986 году она стала лучшей пьесой Америки. Джон Драйвер – успешный драматург, Джеффри Хэддоу – актер, увлеченный русской словесностью и русским театром.
Американский театр исключительно внимателен к русскому театру. Американскую актерскую школу, по сути, сделали две традиции. Британская – с такими легендарными актерами, как Джон Гилгут, Лоуренс Оливье, Линн Редгрейв, Франко Дзефирелли… И, конечно, русская актерская школа. Американцы, причастные к театру, хорошо знают и Антона Павловича Чехова, и его племянника Михаила Чехова, и Станиславского… У Михаила Чехова и других эмигрантов второй волны, актеров МХТ, многие американские артисты учились актерскому мастерству. Могу утверждать также, что оба автора очень хотели, чтобы их пьеса была поставлена в России. Но для этого надо было, чтобы прошло более 20 лет…
– Видели ли вы спектакль «Чехов в Ялте» в Америке?
– Нет, не видел, но знаю, что «Чехов» с успехом шел в Америке, да и сейчас идет. Все, что касается этой пьесы, я отслеживаю по Интернету. И недавно я видел сообщение о спектаклях. Но, знаете, в Америке ничто, за редким исключением, не стоит в репертуаре больше нескольких недель. Годами в одном и том же театре, как у нас, спектакли не идут.
– У них нет репертуарных театров?
– У них они есть. Но даже те театры, которые называют себя репертуарными, – это все равно не то, что мы понимаем под этим словосочетанием.
– А что это такое?
– Я знаю несколько таких театров. Самый крупный, пожалуй, MRT – Милуокский репертуарный театр. Система в нем такая: 6 недель в театре репетируют новый спектакль, 6 недель потом его играют. Весь сезон расписан на шестинедельные периоды. Когда сезон заканчивается, наиболее посещаемый спектакль получает в новом сезоне еще шесть недель. И все! В лучшем случае спектакль идет 12 недель. Да, «Чехов в Ялте» был популярен в Англии, по истории Драйвера и Хэддоу даже сняли телевизионный фильм. На одном английском сайте я видел его рекламу: обещают выложить, пока не выложили. Жду.
– Любопытно, как американцы ставят эту пьесу? С какой интонацией? В пермском спектакле много юмора, условностей, буффонады, игры… А что прочитывают они?
– Насколько я могу понять по тем фотографиям, которые видел, а видел я их у своих знакомых, они артисты – один играл Чехова, а другой Станиславского. Так вот, по тем фотографиям могу сказать, что Россию в Америке играют традиционно в сопровождении самоваров, валенок… и другой «клюквы»!
– Могу предположить, что их Чехов и Станиславский изо всех сил стремятся к портретному сходству с реальными Чеховым и Станиславским, чтобы один в один.
– Да, очень похоже. Хотя артист, игравший Чехова, очень маленького роста. Станиславский больше походил на себя. Костюмы всех персонажей хранили историческую достоверность. Американцы любят, чтобы все по правде. Они в этом смысле несколько консервативны. Да у них и публика такая, которой нравится традиционный театр: если человек играет Чехова, то внешне он должен походить на него: быть таким, как они себе его представляют, понимают, что знают про него…
– Лично вас чем сразила эта пьеса?
– В пьесе есть глубокое знание истории, биографии, писем, чеховских текстов… Правда, когда я переводил пьесу, я этого еще не понимал. Теперь понимаю – после честной, объективной и обстоятельной книги Дональда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова».
В сюжете пьесы мало что выдумано. Домыслено, додумано, это да! Но сердцевина взаимоотношений Чехова и тех, кто его окружал, по сути – правдива. Здесь все живые, ранимые, совсем неплохие, но несовершенные люди, включая Чехова, который все про эту жизнь понимал. Легко представить себе Марию Павловну скромным серым человеком… Она действительно бережно и ревностно охраняла все, что было связано с братом, после смерти – особенно.
– За Машу Чехову мне немного обидно. Её сделали совсем уж «синим чулком», кидающейся на мужчин. Думаю, она была красавицей, как был красив и Чехов, и женихов у нее было предостаточно – по материалам того же Рейфилда. Только вот Чехов всех разметал.
– Да, но это все-таки пьеса. И Маша Чехова в ней еще и Соня из «Дяди Вани». В том есть невероятная интрига: сюжет Драйвера и Хэддоу из жизни Чехова переплетается, намекает, отсылает к написанным Чеховым пьесам. Я понимаю это так: авторы задались вопросом – с кого Чехов писал героев своих пьес? – и выдвинули в своей пьесе на этот счет гипотезы.
– Какова была степень вашей свободы при переводе? Ведь перевод – это всегда несколько другое произведение. Набоков возмущался переводами Шекспира на русский язык и призывал делать исключительно подстрочники. Пастернака обвиняли в том, что он «опастерначивает» Шекспира.
– Как человек, который читал Шекспира по-английски (хотя и не по-староанглийски), замечу, что в пастернаковских переводах Шекспира действительно больше Пастернака, чем Шекспира. У Пастернака много поэзии. Шекспир же скорее напоминает необработанный алмаз – со всеми его зазубринами, шероховатостями, темными пятнышками. Англичане и американцы – страшные педанты. Они очень бережно относятся к первоисточникам. Скажем, пьесу «Наш городок» Торнтона Уайлдера (этого автора я тоже переводил) до сих пор в Америке можно ставить только так, как его поставили при жизни автора – с лестницей. Если вы сделаете в Америке спектакль без лестницы, на которой должно происходить объяснение Эмили и Джорджа, вас не поймут. Или даже засудят! Не позволят вам этого сделать по авторским правам. Если прописана в тексте лестница, она должна быть. Издеваться над текстом нельзя.
– Хорошо, как тогда педантичные англосаксы воспринимают наш русский театр, где от одного количества существующих интерпретаций Чехова (того же Шекспира!) можно сойти с ума?
– Такой «беспредел» где-то и кому-то и в Америке нравится. Все-таки мысль – она может летать в разные стороны. Но в их традиции это не значит, что процесс совсем уж неуправляем. Если что-то новое рождается от каких-то текстов, пусть оно себе рождается. У молодого поколения Америки есть интерес и к более вольному театру…
– И все-таки у режиссеров в работе над спектаклем в Америке меньше свободы?
– Зато лучше работает система защиты авторского права. Законность – не наша сильная сторона. У них же в большинстве случаев «буква» будет сохранена. Режиссер может что-то поменять, что-то придумать. Но лестница в спектакле «Наш городок» Торнтона Уайлдера должна быть и будет! Да… Пьеса «Чехов в Ялте» мне дорога еще и потому, что это первая пьеса, которую я перевел, а пошла она в России через 16 лет.
– 16 лет назад вы давали «Чехова в Ялте» кому-то читать? Что говорили прочитавшие?
– За эти 16 лет много всего изменилось. Сегодня, по сравнению с 1994-1995 годами, мы живем совсем в другой стране, где давно уже иначе мыслят. Тогда за пьесу брались многие режиссеры. Она нравилась. Один режиссер сразу понес ее в МХТ, и Анатолий Миронович Смелянский сказал ему: «Я знаю эту пьесу, но поставить ее у нас совершенно невозможно. Нас не поймут». Второй заход был у меня к Роману Козаку, который сам когда-то окончил школу-студию МХТ, был артистом МХТ, сейчас ведёт в школе-студии МХТ свой курс… Ответ Романа Козака был таким: «Если я поставлю эту историю, я больше никогда не смогу войти в МХТ». Директор русской рижской драмы Э.И. Цеховал в своё время загорелся поставить эту пьесу у себя в Риге. Тоже ничего не получилось. Потом Владимир Петров, достаточно известный режиссер, прочитал ее и сказал мне: «Если бы это была твоя пьеса, я бы завтра же ее поставил. Но ты представь, как отнесутся к этой пьесе, да еще написанной американцами так неформально!.. Да еще и про наши святыни!.. Это будет скандал!»
– Вы тоже видели в этой истории скандал?
– Безусловно. Тогда никто не мог позволить себе отнестись к этому как к фантазии, как к размышлению о творчестве, как к пьесе о художнике, который был еще и человеком и жил среди других талантливых людей, замечательных, но далеких от совершенства. Великие люди не ангелы, и пьеса «Чехов в Ялте» – фантазия на эту тему. При этом в ней много реального. Даже основной сюжет! Нечто подобное было в жизни, правда, не с Чеховым, а с Горьким. Достоверный факт: Станиславский с Немировичем, действуя через Андрееву, которая была тогда женой Горького и актрисой МХТ, давили на Горького, чтобы тот отдал свою пьесу «Дети солнца» именно в МХТ (Горький почему-то этого не хотел). Об этом можно прочитать в трехтомнике, что вышел к 100-летию МХТ, – «Театральные взаимоотношения Станиславского и Немировича-Данченко». Станиславский с Данченко приехали тогда к Горькому, он, кстати, отдыхал в Ялте, и буквально взяли писателя за горло: ходили вокруг него кругами, обхаживали как могли. В итоге Станиславский с Немировичем так замучили «буревестника» русской литературы, что Горький вышел на крыльцо дачи и буквально швырнул в них рукопись: «Подавитесь!». Подходы к авторам, политика, стратегия руководителей МХТ, то, что они действовали через женщин… Это очень точно.
– В чем, на ваш взгляд, еще точность?
– В том, что Чехов был невероятно одинок. Особенно тонко это написано у Дональда Рейфилда. Непростыми были взаимоотношения между Чеховым и Книппер. Когда я переводил пьесу, я ничего не знал. А в книге Рейфилда есть о том, как Книппер приехала в Ялту, а Чехов, оставив ее со своей мамой, уехал к Комиссаржевской, которая была на гастролях в Севастополе. Книппер вернулась в Москву и рыдала месяц после этого.
– У того же Рейфилда есть факты, которые говорят о том, что Книппер вовсю изменяла Чехову с Немировичем.
– Да, там есть история ее обмана. Книппер сказала Чехову, что больна, что легла на операцию. Но Чехов понял по симптоматике (он же был доктор), что у Книппер случился выкидыш. И Чехов ей по этому поводу никогда и ничего не сказал, хотя ему было очевидно, что беременность у нее была не от него. Чехов любил Книппер, потому и женился на ней.
– Финал в пьесе щемящий, перекликается с «Вишневым садом». Чехова, как и Фирса, все забыли на даче в Ялте… Мы отметили, что характер Маши рифмуется с характером Сони из «Дяди Вани». Есть еще аллюзии?
– Много. В пьесе очень тонко обыгрываются устрицы…
– Да, для тех, кто знает, что тело Чехова приехало из Германии в вагоне, на котором было написано «Устрицы».
– Львович (Владимир Львович Гурфинкель – режиссер спектакля), к сожалению, выбросил то место, любимое мной, когда Чехов, Горький и Бунин рассуждают по поводу устриц, которых привезла Книппер. Бунин говорит, что устрицы ленивы, глупы и бесполезны. Горький – что они трудятся и создают прекрасные жемчужины для богачей. А Чехов – что устрицы повышают аппетит. И тут Немирович деликатно спрашивает у Чехова, закончил ли он работу над пьесой. Маша отвечает за брата, что пьесу он закончил. А Чехов кашляет. И на вопрос Маши – что такое, Антоша? – отвечает, что поперхнулся жемчужиной... В тексте столько иронии, чеховской…
– Как человек, который прожил жизнь в этом тексте, а потом увидел его на сцене, поделитесь своими впечатлениями о спектакле.
– Конечно, я увидел не то, что себе представлял, но у спектакля своя прелесть.
Кроме того, я слышал текст. Для меня этого вполне достаточно, мне даже не надо никакой атмосферы. Как Антон Павлович говорил: «Поставьте один диванчик, посадите хороших артистов, пусть они сыграют мой текст, а я посмотрю: может, они провалятся, а может, и нет». Я счастлив, что «Чехова в Ялте» поставили.
Мне очень понравился весь актерский ансамбль. Я вообще люблю театры, где есть ансамблевость, общее настроение, когда все играют в одну игру. Великолепна сцена, когда Станиславский репетирует с Феклой. Очень смешно! Блестящая, изумительная пара – Станиславский и Немирович. Мне безумно понравились все актрисы. Максимкина в роли Книппер – просто звезда. Я сам артист и знаю, что такое играть на расстоянии вытянутой руки от зрителя. Это очень сложно! Существование Максимкиной на сцене абсолютно гармонично. Сырчикова – красавица, тоже очень хорошая актриса. И Маша… В артистах есть полет, открытие, откровение. В этом же суть актерства по Станиславскому: оторваться от быта, обыденности и куда-то вырваться, в какие-то пространства, где ты свободен. Все, что связано с театрализацией сюжета, безумно хорошо. Правильно, что на сцене не тот самый Антон Павлович Чехов, каким он был в жизни и про которого мы все равно мало что знаем, кроме того, что он родился, сочинял свои рассказы и пьесы, как-то жил и однажды умер. Артист в роли Чехова не может быть равен герою. Мне еще 16 лет назад все говорили, где найти такого актера, чтобы Станиславского, Чехова сыграл?
Американцы в этом плане легче, они не боятся авторитетов, ни к кому в Америке нет такого пиетета, какой есть у нас к нашим гениям. Чтобы там относились к кому-то, как к божеству, смотрели на кого-то, как на недоступную величину… Никогда! Памятники в Америке ставят, но к людям относятся как к людям, с пониманием.
– Насколько я знаю, американцы вообще любят пьесы о великих мира сего.
– Правильно. Ведь это фигуры загадочные, к ним интересно присмотреться, что-то в них понять. И фигура Чехова, на мой взгляд, не уступает по загадочности фигуре Шекспира.
От себя подытожу. Чехов, Бунин, Горький и другие в переводе с английского дали нам урок демократизма и гуманизма. Из серии – не сотвори себе кумира. Потому что там, где кумиры, там и холопы… Урок совсем в духе Чехова, который, если вспомнить его же высказывание, всю жизнь по капле выдавливал из себя раба.

Записала Елена Сушанек.