Новости культуры. Пермь

После закрытия сезона жизнь в театре не замирает. Иногда, наоборот, начинает кипеть сильнее обычного: тут и репетиции нескольких новых пьес, и гастроли по городам края, жители которых с нетерпением ждут приезда актёров. Для многих зрителей края это единственная возможность посмотреть любимые спектакли одного из лучших театров. Для артистов такие гастроли – тоже радость. Конечно, гостиница и сцена могут быть далеко не самыми лучшими, зато самый теплый прием – именно в провинции. В перерыве между репетициями и гастролями мы поговорили с актёром Театра-Театра Ильёй Линовичем. В спектакле по пьесе А. Островского «Невольницы», который увидят этим летом жители городов и посёлков нашего края, у Ильи небольшая, но весьма яркая роль. Его герой, Никита Абрамыч Коблов, запоминается зрителям уже с первых сцен, когда начинает рассуждать о жене как о собственности мужа.
Спектр ролей Линовича варьируется от классики до современности. Дюма, Бомарше, Сологуб, Сигарев, Пресняковы – ему всё по силам, везде он одинаково хорош и органичен. Его герои, чаще отрицательные персонажи, – сильные, грубоватые, циничные. Но находясь даже на второстепенных ролях, этот актёр мгновенно умеет переключить на себя внимание зрителя, и вот уже публика с замиранием сердца следит за малейшим его жестом, взглядом, словом.

«Я страшно боялся»
– Илья, у вас был довольно долгий путь в актерскую профессию. Как это получилось?
– Понятия не имею! Я четыре года отучился в медицинском институте здесь, в Перми. Потом бросил, ушёл на два года в армию, где и решил, что в медицину я больше не вернусь, забрал документы и уехал. Сначала в Ярославль, а через год поступил в Санкт-Петербургский институт театра, музыки и кинематографии. Учился там хорошо: после нагрузок медицинского института вообще везде легко учиться, а в театральном институте всё кажется значительно проще.
После окончания института работал в Ленинграде, в Молодёжном театре на Фонтанке под руководством Семёна Спивака. Кроме того, что играл в театре, снимался в кино – восемнадцать актёрских работ в различных картинах. Первый раз я снимался в 1989 году у Марлена Хуциева в фильме «Бесконечность». Это была роль в массовке – белого офицера. А последняя работа – шведский фильм «Нокаут» 1999 года. К сожалению, он в российском прокате не шел, был показан только на фестивале в Петербурге.
– Почему вы всё-таки решили вернуться в Пермь?
– Пришлось. Заставили обстоятельства. Конечно, уезжать было жалко, я ведь столько лет там проработал. Приехав в Пермь, сначала три года отыграл в ТЮЗе, опять же посоветовал Виктор Петрович Саитов, а с приходом Бориса Мильграма стал артистом драмтеатра.
– Кого вы считаете своим профессиональным крёстным отцом или крестной матерью?
– Любовь к театру в меня заложил Виктор Петрович Саитов. Мы с его старшим сыном Глебом сидели в школе за одной партой, поэтому я знаю Виктора Петровича с семи лет. Я постоянно ходил в театр, общался с ним… Его жена, Лариса Михайловна, преподавала в нашей школе и ставила нам спектакли. Наверное, с этого всё и началось.
– В студенчестве у каждого актёра есть «заветная» роль: Ромео, Гамлет… А кого мечтали сыграть вы? 
– Я всегда мечтал сыграть Сальери, но, скорее всего, никогда этого не будет. А того же Ромео вообще никогда не хотел играть – тем более что всегда был староват для этой роли (смеется). Хотя как в 16 лет можно сыграть Ромео? Да никак!
А сейчас хотелось бы сыграть ещё что-нибудь из Островского, у него можно найти огромное количество интересных, ярких ролей. Но какой-то конкретной роли, о которой бы я мечтал, сейчас нет.
– Вы помните свои первые впечатления от выхода на сцену?
– Играя в школьных спектаклях, я страшно боялся. Казалось, что ничего не смогу, всё забуду. Жуткое состояние, когда выходишь на подмостки и кажется, что ничего не помнишь. Впрочем, это бывает и сейчас. Перед самым выходом появляется ощущение, что всё забыл, но стоит только выйти на сцену, как роль вспоминается сама. Это приходит с опытом. Но волнение перед спектаклем как было, так и остаётся.

В поисках новых форм
– Если создавать обобщённый образ героя ваших ролей, получается уверенный в себе, циничный, но чем-то очаровывающий скептик. Вне сцены вы другой?
– В жизни я не такой циничный, как мои герои. Тот же Аркаша из «Божьих коровок» – немного утрированный образ. Хотя и такие люди есть, я их очень часто встречаю, особенно в Москве и в Петербурге. Поэтому в случае с Аркашей даже выдумывать ничего не пришлось.
– Как вы готовитесь к роли, есть какие-то особые секреты?
– Каждый актёр по-разному готовится, у каждого своя «кухня». Кто-то из великих, когда ему задали аналогичный вопрос, ответил: «Как-как… Переписываю её постоянно!» В институте я так и делал: много-много раз «переписывал» свои роли, каждый раз открывая в своем герое что-то новое. Сейчас, когда готовлю роль, то стараюсь побыть один, наедине с самим собой, для меня это необходимое условие.
– У вас есть любимые образы?
– Мне очень нравилась роль Передонова в «Мелком бесе». Она на самом деле очень сложная, масштабная. Раньше таких ролей у меня никогда не было. Три часа на сцене практически без перерыва – достаточно непросто и физически, и психологически. В этом спектакле у меня много партнёров, много похожих ситуаций, но они все должны быть разными. «Мелкий бес» – сам по себе сложный роман. Там очень многое из того, что важно для раскрытия характера персонажа, заложено в словах автора, а не в репликах героя. А как сыграть слова автора? Вот в этом-то вся и проблема. Но, несмотря на трудности, а возможно, и благодаря им получилась замечательная работа.
Роль Аркаши, наоборот, далась мне легко. Но это и другая драматургия, которую проще перенести на сцену. Базиль в «Женитьбе Фигаро» – небольшая, но сложная роль, которая в чём-то получилась, в чём-то, наверное, нет. Роль Петра в спектакле «Изображая жертву» я считаю удачной, впрочем, как и саму постановку.
– Вы играете и в классике, и в пьесах современных авторов. Что интереснее, ближе?
– Мне интересно всё! И современные пьесы ничуть не менее интересны, чем классические. Сейчас многие деятели искусства смотрят на театр не так, как раньше, и Мильграм в том числе. Театр, как и само время, не стоит на месте. Поэтому сейчас нельзя играть так же, как и сто лет назад. Пусть даже тогда были самые лучшие актёры. Сегодня так играть уже нельзя. Как говорит Константин Гаврилович в «Чайке», надо искать новые формы. Вот поэтому сегодняшние актёры и режиссёры ищут другие формы. И находят. В том числе и в Перми. Например, фестиваль «Новая драма» – удачный эксперимент с поиском новых форм, пусть и непонятных для тех, кто привык к классическим постановкам. Но в любом случае движение вперёд неотвратимо.
– Сейчас в Перми Бояковым создается театр, основу репертуара которого будут составлять современные пьесы, подобные тем, что были на «Новой драме». Думаете, нашему городу нужен этот театр, или пермский зритель ещё не готов к его восприятию?
– Конечно, такой театр нужен. Но вот готовы ли пермяки, я не знаю… Новое всегда сложно приживается, зрителям пока не с чем сравнивать. Например, в последнее время на спектакле «Изображая жертву» у нас всегда полный зал, и реакция всегда однозначная – положительная. На первых показах были и разные выкрики из зала, случалось, зрители уходили прямо посреди спектакля. Но если не продвигать что-то новое, мы просто увязнем в своём болоте. Поэтому я очень рад, что Борис Леонидович Мильграм постоянно находится в движении, ищет новые ходы и идеи.
– Многие связывают современный театр с «чернухой» и нецензурщиной. Как вы относитесь к подобным вещам на сцене?
– Я не пуританин, поэтому отношусь к этому совершенно спокойно. Тем более что у меня и у самого есть такие роли. Дело ведь в том, что к месту, а что нет – и как это подать: как «правду жизни» или как «чернуху». Ругаться на сцене тоже надо уметь, это не так-то просто.
«Зал должен чувствовать твою энергетику»
– Говорят, профессиональный актёр должен очень чутко чувствовать энергетику зрительного зала. Вы с этим согласны?
– Конечно! Это должно происходить уже с первых реплик. Ты выходишь – и сразу видишь, как зрители слушают, как они смотрят, как реагируют на всё. Если актёр не будет чувствовать энергетики зала, то он уже не артист, наверное. А зал должен чувствовать твою энергетику, без этого не получится спектакля. Если нет контакта со зрителем, то спектакль превращается в рассказывание текста. Но это не значит, что надо подыгрывать залу, это совсем другое. Иногда бывает очень сложно не идти на поводу у зрителя. Если зал бурно реагирует на какие-то сцены, очень сложно бывает удержаться, чтобы не «дожать» до конца, не переиграть.
– Вы можете сравнить пермскую и столичную публику или Пермь и города края?
– Никогда не бывает одинаковых залов. Самый теплый прием – в небольших городах и селах: там нас всегда встречают потрясающе тепло.
Что касается москвичей, они, естественно, более искушённые по сравнению с пермяками. Они многое видели, многое знают, у них больше претензий. Хотя и пермяки вовсе не такие простые, как может показаться. Например, мы ездили на гастроли в Санкт-Петербург, и «Доктора Живаго» там встретили намного теплее, чем в Перми. Вообще мы объехали с гастролями весь Урал, и везде нас принимали очень хорошо.
– Что вас ещё увлекает кроме театра?
– А чем можно ещё увлекаться кроме театра?! Когда-то занимался фигурным катанием, танцами на льду, был кандидатом в мастера спорта. Но сейчас всего себя посвятил сцене.
– Что для вас счастье?
– Счастье – это когда много работы и все здоровы.

Беседовала Мария Конькова.