Новости культуры. Пермь

Театральный сезон в год Дягилевского фестиваля всегда насыщен необычными событиями, нестандартными постановками, экспериментами, а также новыми для пермяков, но известными в мире именами. Юрий Посохов – знаменитый солист Большого театра, а ныне хореограф – приехал в Пермь, чтоб поставить греческую трагедию «Медея». Дирижер-постановщик – Валерий Платонов, главные партии готовит добрая половина балетной труппы. В качестве «изюминки» премьеры – соло в исполнении специально приглашенного Овика Григоряна.

Раскрывать секреты постановки, а уж тем более сравнивать ее с чем бы то ни было Посохов отказался. Придется ждать премьеры. Впрочем, она состоится уже 27 марта. Зато охотно говорит о Перми. В творческой биографии Юрия Посохова Пермь фигурировала, пусть и негласно.
– Я в первый раз в Перми. Но столько лет хотел сюда приехать! Еще будучи артистом Большого театра, был наслышан о Перми, судьба меня сводила с замечательными партнершами, приехавшими в Москву из пермского училища… Я танцевал с Любой Кунаковой, Светой Смирновой, Галей Шляпиной. Алексей Боровик – мой давний друг. А сколько мы танцевали с Надей Павловой в Большом театре – не сосчитать. Я могу ей в ноги поклониться, она одна из гениальнейших балерин современности.
К слову, сейчас, просматривая галерею славы хореографического училища (колледжа), я чувствовал, что не чужой здесь человек и что попал в историю, которая связана и со мной тоже. Я пересекался со многими пермскими выпускниками, не зная, что они из Перми.
– Ваш главный педагог, Петр Пестов, тоже родом отсюда.
– У него в апреле юбилей – 80 лет. В Нью-Йорке в честь этой даты готовится гала-концерт, который состоится 23 апреля. Свои номера представят Алексей Ротманский, Володя Малахов, ожидается приезд Цискаридзе и многих других. Пестов воспитал невероятное количество имен русского балета. Некоторые даже, увы, уже ушли из жизни. Готовить такой концерт и страшно, и приятно… В любом случае, я с надеждой смотрю в этот день.
– Но почему концерт пройдет в Нью-Йорке, а скажем, не в Большом театре, которому Пестов отдал большую часть жизни?
– Сначала я тоже удивился. Люди, которые захотели организовать такой праздник, волею судеб теперь живут в Нью-Йорке. Удивительно, что в Москве никто подобной инициативы не проявил, хотя ученики Пестова – это был основной арсенал Большого театра. О Кшесинской и Нижинском здесь могут сделать вечер. А о людях, которые создавали сегодняшний день, забывают. Десятилетия должны показать, что этот человек заслужил быть на страницах истории балета, иначе о нем никто не вспомнит. Жалко…
Миф в кубе
– Юрий, в вашем активе – несколько хореографических постановок. Почему для Перми была выбрана именно «Медея», и кто предложил вам сотрудничество?
– Георгий Исаакян предложил мне обговорить возможность создания спектакля для Пермского театра оперы и балета, мы с ним встречались в Москве, а осенью я приезжал сюда смотреть труппу, после чего остановился именно на этом спектакле – он подходит по пластике. К тому же в русских балетных театрах есть тяга именно к драматическим спектаклям. Вот поэтому – «Медея».
Впервые я поставил этот спектакль в Сан-Франциско несколько лет назад, и он стал вторым в моей творческой карьере хореографа (первый – «Магриттомания» по мотивам картин датской художницы – прим. ред.). Я хотел сделать постановку в честь свое партнерши, которая покидала сцену, и примерно в это время мне попался фильм Ларса фон Триера «Медея». Он поразил меня так, что я не спал всю ночь. Мне захотелось непременно сделать «Медею» на балетной сцене. Проблема была с музыкой. Я не знал, что выбрать, до тех пор, пока мой друг, к сожалению, рано ушедший из жизни режиссер Юрий Борисов, не вручил мне диск с концертом Равеля. Послушав музыку, я понял, что весь сюжет «Медеи» идеально на нее ложится. Вот такая необъяснимая история. Волшебство.
– Антураж – костюмы, декорации – как-то будут отличаться от того, что вы делали в Сан-Франциско?
– Костюмы я привез оттуда. А декорации в 2002 году придумывал сам. Для пермского спектакля их делает Юрий Жуков, бывший танцовщик Мариинского театра, а ныне дизайнер, с которым мы сделали несколько спектаклей. В «Медее» вас ждет полный минимализм, мы стремились лишь очертить квадрат, в котором будет развертываться эта мифическая история.
– Кто будет танцевать Ясона и Медею на премьере?
– Это провокационный вопрос! Неприлично сейчас говорить на эту тему – вся моя театральная жизнь доказывает: всегда возможны изменения в последний момент.
– Кто вам помогает?
– Мы работаем с двумя педагогами-репетиторами, ассистент хореографа – Наталья Ахмарова. И вообще, все в театре мне помогают! Поэтому получается такой «живой» процесс. Я честно могу сказать, мне это очень нравится.
Балет – не яйца Фаберже
– Вы определили для себя стиль «Медеи»? Это будет скорее классика или современная хореография?
– Я вообще не понимаю разницы между современной хореографией и классической. Если мне кто-нибудь скажет, я вам отвечу на этот вопрос!
«Блудный сын» Баланчина – сделан почти сто лет назад, так почему его относят к современной хореографии?! Это больной вопрос для многих хореографов, которые, как и я, не понимают, почему вдруг навешивают подобные ярлыки. Это такой вопрос, который большого профессионала раздражает. Для меня все, что на пальцах, – это классический танец. Все остальное – модернизм, неоклассика – понятия относительные.
– Тем не менее проблема остается актуальной уже давно. По крайней мере с точки зрения привлечения публики: на вечерах современной хореографии ее на порядок меньше, чем на классическом «Лебедином озере».
– А на Западе, наоборот, больше любят современную хореографию. Все зависит от города. Просто есть общая проблема с балетным театром. Честно надо признать, что балетный театр отстает от оперы и от драматического театра. Особенно это заметно в России. Мы превратили балетный театр в музейный экспонат. На балет ходят посмотреть, что было создано два века назад. Прямо как на яйца Фаберже! Но театр – это искусство сегодняшнего дня. Если нет сегодняшнего театра – значит, его нет вообще, а есть музей. Это же очень живое искусство. И задача людей, работающих в театре, сделать так, чтобы он жил, создавал, творил. Для того чтобы спектакли остались «Лебединым», «Щелкунчиком», «Жизелью», а не умерли, как сотни других, нужна была каждо­дневная жизнь театра. А мы сегодня мало что создаем, но требуем гениальных спектаклей. А откуда они возьмутся, если ничего нового не происходит?! Крайне мало.
– Но утверждение «в области балета мы впереди планеты всей» живо и поныне.
– Это люди живут прошлым, что вообще свойственно характеру русского человека. После того как столетия покажут, что спектакль хороший, – его признают, а принять что-то новое уже сегодня – это трудно, этому надо учиться. Беда современных театров – они не учат зрителя. А его надо учить, привлекать, образовывать, объяснять, и тогда зритель будет жить в таком театре и пойдет на любой новый спектакль. И пусть потом скажет – сегодня был спектакль плохой, главное, он не сможет представить свое существование без театра.
Советские годы загубили целую плеяду новых хореографов… А русские хореографы – талантливейшие люди! В результате, сегодня услышав «современная хореография», мы взоры переводим на Запад. России же остается тешить себя нашим XIX веком… Причем очень подозрительным.
– Это еще почему?!
– Ну, все-таки Петипа, на которого мы все ссылаемся, был французом.
– Но ставил он в Императорском Мариинском театре.
– Работал за деньги. Но как хореограф сложился во Франции, в Россию его пригласили потом. Простите за сарказм, просто мне неприятны и непонятны все эти национальные деления в театре – «наш, не наш». Главное – талант. Хореографическое искусство не знает границ. Артист он и есть артист, вне зависимости от того, что у него написано в паспорте. А вот все театры – разные. И подходы разные, и условия работы артистов, и финансовая сторона – все разное. Поэтому каждый раз нужно смотреть, в чем нуждается конкретный театр.
Но вне зависимости от того, какой это театр, нужно беречь молодых артистов, создавать условия для хореографов, тогда появятся спектакли и будет создана новая история. А если мы ее не создаем, нам остается гордиться только славными именами прошлого. Без сегодняшних героев.

СПРАВКА
Юрий Посохов родился в Луганске, окончил Московскую государственную академию хореографии. Солировал в Большом театре. В течение 10 лет в его репертуар вошли главные партии в балетах П. Чайковского – «Лебединое озеро» (хореография А. Горского, М. Петипа, Л. Иванова в редакции Ю. Григоровича), «Спящая красавица» (хореография М. Петипа в редакции Ю. Григоровича) и «Щелкунчик» (хореография Ю. Григоровича), партия Альберта в «Жизели» А. Адана (хореография Ж. Коралли, Ж. Перро, М. Петипа в редакции Ю. Григоровича), Ромео («Ромео и Джульетта» С. Прокофьева в постановке Ю. Григоровича) и другие. Он стал первым исполнителем на сцене Большого театра заглавной партии в первом поставленном здесь балете Джорджа Баланчина – «Блудный сын» С. Прокофьева.
 В 1992 г. подписал контракт с Королевским Датским балетом, с 1994 г. стал премьером Балета Сан-Франциско. С конца 1990-х активно работает как хореограф.
 В 2002 г. он поставил балет «Проклятые» по мотивам трагедии Еврипида «Медея»; в 2003 г. стал соавтором Хельги Томассона в постановке полнометражного балета «Дон Кихот» Л. Минкуса; в 2004 г. поставил балет «Штудии в движении» на музыку А. Скрябина и для труппы Балет Орегона.
 В прошлом сезоне поставил «Золушку» для Большого театра, причем ввел нового персонажа – сказочника, прообраз Прокофьева.

Наталья Смольковская.