Новости культуры. Пермь

Третья труппа в стране – как часто ныне мы говорим эти слова… Однако первым их произнес Владимир Николаевич Салимбаев, хореограф, открывший в 83-м году новую страницу пермского балета, вошедшую в историю как «серебряный век». При Салимбаеве пермский балет был действительно третьим – после Большого и Мариинского театров. Он продолжает оставаться таковым и сейчас – благодаря заложенному хореографом фундаменту.

Скорее всего, секрет успеха Владимира Николаевича в редком сочетании – он был и гениальным хореографом, и хорошим руководителем. Он умел увидеть в артисте закрытый от многих потенциал. Потому что, по Салимбаеву, артист – не просто краска, которой можно нарисовать свой хореографический этюд, а богатство, которое надо беречь.
Салимбаев мог поставить все – от новогодних елок, оперетт и балетных вставок в операх до серьезных философских балетов. Удивительно, но этот человек-легенда поставил всего шесть полнометражных балетов, до того как его сразила тяжелая болезнь. Но и тогда, будучи парализованным, он продолжал ставить номера, писал книги, активно участвовал в культурной жизни. Потеря в том, что в Перми не сохранили его спектаклей. Не получилось. Но их слава настолько мощна, что и сейчас, читая рецензии на новые премьеры, нет-нет да наткнешься на сравнение с эпохой Салимбаева.
Начало
Знакомясь с биографией Салимбаева, можно решить, что в балет он попал случайно: в родном Фрунзе мальчик жил рядом с Домом пионером, где к тому же хоровиком была жена его старшего брата. Он и отправился туда, в танцевальный кружок, который вела настоящая француженка Елена Артуровна Глинская.
«Фрунзе в то время был похож на Вавилонскую башню: столько там смешалось национальностей и культур. Сюда были высланы Сталиным многие талантливые люди, не согласные с его политикой, – вспоминает Ольга Феликсовна Салимбаева, жена хореографа. – Я когда приехала во Фрунзе из Новосибирска, была просто сражена этим громадным клубком различных человеческих культур, конфессий, мировоззрений. Поначалу даже думала, что не отличу киргиза, скажем, от узбека. Но буквально через пару месяцев уже прекрасно отличала: оказалось, это совершенно разные люди, каждый со своим собственным мышлением. Возможно, благодаря такому культурному смешению фрунзенский театр вышел на довольно высокий уровень. Руководил им самородок Уран Сарбагишев, великолепно сам танцевавший и ставивший балеты».
Талант Владимира Салимбаева был виден сразу и невооруженным взглядом: в родном театре он начинал как артист, но только ему это быстро наскучило. Одновременно с артистической работой он начал работать репетитором, затем ему доверили постановку балетного вечера – и на все у Владимира Николаевича хватало времени. Успешный солист балета, он все равно постоянно совершенствовался – ездил на стажировки в Москву.
 В 1977 году Салимбаев принимает решение поехать на Всесоюзный конкурс в Москву с номером «Песня» (повествующем о жизни знаменитого гитариста Виктора Хары, которому во время революционного переворота отрубили руки). Номер завоевал всевозможные награды: лучшими стали его хореограф, танцовщик, композитор и даже концертмейстер«. У Владимира была такая способность – собирать вокруг себя людей и держать их в состоянии творческой напряженности», – объясняет Ольга Салимбаева.
Сразу после этой блистательной заявки о себе в балетном мире молодой Салимбаев получил предложение работать хореографом в Перми, но… он его отверг, заявив, что в этом возрасте для него главное – учиться, а самостоятельно работать пока рановато.
Петербург
 В Петербургской консерватории Владимир Салимбаев оказался на курсе у Николая Николаевича Боярчикова, который руководил пермской труппой в 70-е, оставшиеся «золотым веком» пермского балета. Правда, последний всегда относился к своему ученику как к коллеге (не случайно много лет спустя именно Салимбаеву он поручил постановку своего юбилейного вечера – 20 лет педагогической работы – в Санкт-Петербурге). Так, Салимбаеву, еще не закончившему консерваторию, Боярчиков предложил сделать новую постановку для МАЛЕГОТА – балет «Солярис». Именно тогда ярко проявилась еще одна черта натуры Салимбаева: он активно включился в работу над либретто, которое в итоге было практически полностью переписано. Вообще, во главе салимбаевских постановок – неважно, больших балетов или небольших хореографических номеров – всегда стояла идея, и эта идея была выражена не только в танце, но и в самом сюжете. Наверное, поэтому каждое либретто для своей постановки Салимбаев «правил» сам: требовалось сделать свои, особые акценты. Музыку к «Солярису» композитора Б.И. Архимандритова на худсовете не приняли – оказалась «слишком не советской». И тем не менее в консерватории до сих пор о Салимбаеве ходят легенды. Например, как он за тридцать секунд поставил лучший учебный номер, который затем пересмотрели все курсы.
«Учась на последнем курсе, Володя получил заманчивое предложение – возглавить МАЛЕГОТ вместо Боярчикова, против которого в то время недруги плели интриги. Конечно, Володя в категоричной форме отказался: „Я под своего педагога не пойду“. Вы себе можете представить, чтобы сегодня какой-нибудь хореограф в тридцать лет отказался взять театр?! Мы рассказали об этом случае Николаю Николаевичу, но значительно позже»…
«Любовь за любовь»
Ольга Георгиевна Клименская, искусствовед Пермской государственной художественной галереи: «Владимир Николаевич был очень скромным человеком, никогда себя не выпячивал, но в нем была такая творческая мощная энергия, что его было видно». После консерватории целый – или всего лишь? – год Салимбаев проработал в Горьковском театре оперы и балета. Труппа, если говорить прямо, была довольно слабой, особенно после того, как несколько лет проработала под руководством балетмейстера, алогично совмещавшего должность и оперного режиссера. Однако за этот краткий период своего творчества Салимбаев сумел поставить спектакль, удостоенный Государственной премии РСФСР – «Любовь за любовь». И всю премию раздал артистам.
«…На протяжении всей жизни ему не раз с завистью говорили: „С чего тебе такая пруха?! Почему у тебя все получается само?!“ Но как же „само“, когда он не вылезал из книжных и нотных магазинов, музеев и библиотек… он работал постоянно, каждую минуту что-то сочинял. Для него театр всегда был на первом месте, важнее всего в жизни…»
Знакомство с Пермью
 В Перми Салимбаев оказался и случайно, и нет: здесь понимали, что театру нужен новый талантливый хореограф, и пытались его найти по всему Союзу. После успеха спектакля «Любовь за любовь» на Салимбаева обратили внимание. Чтобы подтвердить впечатление от увиденного спектакля, пермяки позвонили Боярчикову. Тот дал высокую характеристику своему ученику. Так через некоторое время Салимбаев оказался в Перми, где его талант раскрылся в полной мере.
Однако по приезде оказалось, что «материала», к которому этот талант можно было бы приложить, фактически не было: пермский балет переживал кризис. После боярчиковского «золотого века» слава пермского балета была утрачена – не сумели сохранить ни спектакли, ни труппу.
Из балерин осталась одна Людмила Шипулина. И молоденькая Елена Кулагина, которая только начала из кордебалета выбиваться в солистки. Кстати, хотя в первой постановке маэстро – «Семи красавицах» – Елена Федоровна не участвовала, именно Салимбаев оценил талант молодой артистки и стал активно выпускать ее на сцену в ведущих партиях. Во время подготовки к «Семи красавицам» Кулагина осваивала весь классический репертуар.
Умение увидеть неординарное помогло разглядеть Салимбаеву и другой молодой талант – Евгения Панфилова, которого он очень поддерживал и помогал в становлении его театра.
Берег далекий
Однако молодого балетмейстера приняли не сразу: «Мы были молодыми, а для многих артистов было непонятно, как более молодые люди могут ими руководить, – продолжает Ольга Салимбаева. – Володя быстро покорил – прежде всего своим огромным интеллектом, своим чутким отношением к каждому в театре, начиная от уборщиц и вахтерш. Когда он шел по коридору, все без исключения артисты вставали и здоровались».
Такими же непростыми были и взаимоотношения с начальством. В первое же время после приезда прозвенел звоночек, предупреждающий, что на новом месте Салимбаеву придется несладко: труппу отправили на гастроли в ГДР, а Салимбаеву разрешение на выезд из страны не дали. Все пришлось доказывать своим трудом и победами.
Причем далеко не все они были творческие. Но необходимы эти победы были не меньше новых постановок. Ольга Салимбаева вспоминает первые гастроли в Японию: «Сначала японцы предложили привезти на гастроли только 40 человек. Ни Мариинский, ни Большой театры не ездили в „Japan arts“ в большем составе. Салимбаев же не шел на уступки: вел переговоры, объяснял, что для показа пермских спектаклей „Спящей“ и „Лебединого“ нужно не менее 70 артистов. Но и на этом не успокоился: когда в преддверии выезда была созвана пресс-конференция для японских журналистов, он добился выезда для ста человек. Поехали все артисты, все педагоги! Но сам не поехал… Уже во время болезни Володя мне рассказал, как его приглашали то в бельгийский, то в японский театр. Он отказывался. Говорил – я люблю свою труппу, я ее только создал».
«Каменный идол»
Салимбаев в Перми захотел создать свою модель труппы. Его тезис во многом был схож с убеждением гениального директора Мариинки первых послереволюционных лет Федора Лопухова (кстати, есть у Салимбаева и премия Лопухова): труппа растет не на классике, на классических спектаклях она только поддерживает форму, а растет – на новых постановках.
Были у Салимбаева и значительные околотеатральные нововведения, первое и главное из которых – лаборатория критиков при пермском театре, куда съезжались балетные критики со всего Союза (приезжали в том числе такие известные критики, как москвичи Наталья Чернова, Павел Гершензон). Не побоялся Владимир Николаевич предоставить на разбор свои собственные постановки, причем первую же работу – «Семь красавиц». Однако на заседания лаборатории приглашались люди разных творческих профессий. Как-то в Перми появился композитор Дмитрий Суворов.
С первых аккордов Салимбаев оценил партитуру молодого, никому не известного композитора из Свердловска Дмитрия Суворова. Кто бы мог тогда подумать, что это начало рождения эпохального произведения, имя которому – «Каменный идол». По хореографии и по режиссуре это был уникальный спектакль, не имеющий аналогов. Сюжет спектакля основан на трех уральских легендах, в которых должна была полно и ясно отразиться вся Россия, с ее муками и переживаниями. «Чего-то не хватало. И Володя решил пойти на эксперимент – вставить в спектакль музыку того времени, в котором происходило действие спектакля, псалмы Максима Созонтовича Березовского, Дмитрия Степановича Бортнянского и петровские канты. Реакция „сверху“ появилась незамедлительно: религиозную музыку – запретить. Володя отстаивал, приводил в пример религиозную музыку великого Баха, которую никому в голову не пришло бы запретить… Но произведения отечественных композиторов все равно попадали под запрет. Однако, на наше счастье, академик Дмитрий Сергеевич Лихачев именно в то время опубликовал в „Советской культуре“ статью в защиту древнерусской иконы и культуры. Барьеры были разбиты…»
Подготовка к «Каменному идолу» была долгой и тщательной, но происходила она исключительно в воображении Владимира Николаевича – он перерыл груду книг, обошел все запасники пермских музеев, съездил в музей Нижнего Тагила… В итоге в репетиционный зал он пришел с готовым спектаклем в голове. Результат – «Каменный идол» был поставлен всего за двадцать репетиционных точек. Много лет спустя люди, видевшие спектакль, не могли в это поверить: у них осталось ощущение чего-то грандиозного и эпохального, что никак не могло появиться на свет за короткий срок.
Ольга Георгиевна Клименская, искусствовед Пермской государственной художественной галереи: «Мне посчастливилось побывать не только на премьере „Каменного идола“, но и на прогоне первого акта и репетициях второго акта. Как очевидец могу сказать: у всех присутствующих осталось ощущение чего-то небывалого, невиданного и доселе не открытого. Я от сцены на Демидовских заводах просто цепенела – настолько здорово и убедительно хореографически был передан процесс труда людей в нечеловеческих условиях. Кроме того, был поднят такой пласт культуры, который до того не затрагивал ни один художник».
«Каменном идолом» и следующим свои балетом, знаменитым «Спартаком», хореограф подтвердил свой тезис: когда ставятся современные спектакли, откуда ни возьмись появляются и артисты. «Спартак» ставился на Александра Гуляева, который поначалу хотел выбрать Челябинск, но Владимир Николаевич, зная о мечте танцовщика, ему пообещал: «Отсюда ты попадешь в Мариинский театр». Однако поначалу уровень был не тот. Что ж, Салимбаев говорил – ему сейчас пока силы не хватает, но он наберет эту силу. И ведь оказался прав: Гуляев после Перми успел блеснуть и в Мариинском театре, и в Голландии.
Театрально-философские балеты умели делать только в России. На Западе этого до сих пор не умеют.
Трагедия Спартака
Один из самых знаменитых балетов Салимбаева, «Спартак», признанный впоследствии каноническим, тоже рождался долго. Началось все с того, что обком партии внезапно решил пригласить на постановку хореографа «со стороны». Затем Владимира Николаевича пытались отговорить друзья, не понимавшие, зачем ему понадобилось идти по дорожке, проторенной Юрием Григоровичем (напомним, «Спартак» Большого театра в его постановке открыл новую главу мирового балетного искусства). Однако Салимбаев знал, что его балет будет совершенно иным произведением. Если постановка Григоровича – о Спартаке-герое, способном на подвиг, то балет Салимбаева – о гибели надежды. О том, что какой бы человек ни поднимался, с какими бы благими идеями ни шел на баррикады, вокруг него будут гибнуть люди, много людей – тысячи и даже миллионы. А в финале спектакля Салимбаев подводил зрителя к мысли, что все равно в истории постоянно будут появляться такие Спартаки – и они шли, шли из глубины сцены на зрительный зал.
Журнал «Советский балет» признал, что существуют всего три «Спартака»: Якобсона, Григоровича и Салимбаева. Все остальное – производное от этих трех. Верно это и спустя два десятилетия.
Возвращение Баланчина
Первую постановку Джорджа Баланчина в пермском театре осуществил тоже Салимбаев – это была незабываемая «Серенада». «Наша знакомая, Марина Алексидзе, оказалась родственницей Баланчина. Мы с ней связались по телефону и попросили через нее разрешения. Так что, несмотря на всю сегодняшнюю бюрократию, которая гласит, что театр должен пройти через тьму согласований и бумаг, я уверена, что Баланчин (от рождения носивший имя Георгий Баланчивадзе), выходец из Российской империи, носитель традиций русского балета, который бы отсюда и не уехал, кабы не революция, мечтал увидеть свои балеты на российской сцене. То же самое было и при подготовке „Соляриса“ – Володя вступил в активную переписку со Станиславом Лемом, чтобы узнать его мнение и поделиться своими соображениями».
1989 год
Только шесть лет судьба отмерила хореографу на руководство театром. В 1989 году Салимбаева настигла тяжелая форма инсульта. Оправиться от болезни до конца он так и не смог. Владимир Николаевич день за днем буквально сгорал на работе: сколько раз его видели идущим из оперного театра на репетицию в балет Панфилова – с валидолом под языком. Жалобы, непонимание, давление властей – про него не забывали ни на минуту.
Последней каплей стало печальное собрание, на котором дирекция театра предложила рассмотреть кандидатуру Салимбаева на выдвижение в заслуженные деятели искусств. Что тут началось! Многие пожелали высказаться: за что, почему, рано, слишком молод, да и не за что… Владимир Николаевич молил только об одном – не надо звания, только замолчите… Но распоясавшаяся свора не могла остановиться. Тех людей давно нет в театре: ни здесь, ни в иных местах они не смогли ничего добиться. Такова судьба гения? Возможно. Но иногда это слишком тяжелая судьба.
Для выдвижения не хватило лишь одного голоса. Впрочем, для самого хореографа это было не слишком важно. Его сразило количество людей, которые оказались против. Как будто не было обласканных критикой и зрительской любовью «Семи красавиц», «Каменного идола», «Спартака», «Холодного сердца», как будто в том, что к началу 89-го года балет вновь вернул утраченную славу и был желанным гостем на многих театральных подмостках мира, не было его заслуги. К слову, потом, после приступа, была созвано новое собрание, где кандидатуру Салимбаева одобрили, но звания Владимир Николаевич так и не получил.
…Когда Николай Николаевич Боярчиков приехал в Пермь на премьеру первого спектакля Салимбаева, то сказал: «Берегите балетмейстера». Не сберегли…
Месяц май
Во время болезни хореограф продолжал дышать театром. Достаточно вспомнить, что именно Владимир Николаевич порекомендовал Давида Авдыша, поставившего, возможно, лучший балет сегодняшнего репертуара «Мастер и Маргарита», который ныне с неизменным успехом идет еще только в Киеве.
Но не одним лишь советом помогал Владимир Николаевич: не забывал он и об активной деятельности. Вспоминает Ольга Салимбаева: «Мои артисты Юля Машкина и Андрей Журавлев решили участвовать в конкурсе в Америке, но для них никак не находился номер. Нужно было помогать. Володя тогда уже был парализован и не мог показывать движения сам. Он объяснял мне, что нужно делать, я записывала наши эксперименты на камеру, затем эту пленку несла в репетиционный класс. Юля и Андрей повторяли увиденное, а я записывала уже их на камеру, относила Володе, который разъяснял, что нужно поправить. Вот так мы ставили номер, который получился полным такой чистоты и философии, что его не могли не заметить. Именно за этот номер Володе дали премию Мориса Бежара».
 В активе Салимбаева – постановка таких жемчужин, как опус «Таинство» на музыку Ж. Массне (1994), «Поезд» Н. Бетенкара (1996) и «Май» на музыку Г. Сукачева (1998). Последний сам Салимбаев не очень-то и любил, но зато он безумно полюбился публике, причем не только пермской (номер успел побывать на гастролях). «Получилось так, что в какой-то момент все хореографы, как сговорившись, начали ставить танго. Так стало много этих танго, что Володя решил в пику всем поставить современный номер «русского танго» для Натальи Макиной и Романа Геера, которые за месяц до «Арабеска» не знали, что бы им станцевать. Впервые зритель увидел чечетку и кадриль на пуантах! Кстати, о зрителях. Когда на конкурсе прозвучало: «Гарик Сукачев. „Май“, в зале пролетело удивленное „Что-о-о???“ Зато после – грандиозная овация…»
Наталья Смольковская.