Новости культуры. Пермь

Чтобы перенести на сцену и близость, и трудность, и нечто спасительное, нужно рисковать: слишком велика опасность неправильно сформулировать свои чаяния или быть неправильно понятым. Не в само Рождество, но довольно-таки близко к нему Пермский театр оперы и балета представил свое новое творение – мировую премьеру оперы Антона Рубинштейна «Христос».

В преддверии спектакля была проведена не обычная пресс-конференция, а дискуссия в формате «круглого стола» на тему «Божественное в человеке». Обсуждали проблемы духовности, но после на некоторых информационных сайтах появились исключительно слова Георгия Исаакяна о том, что театр обвиняют в оскорблении чувств верующих (в то время как режиссер просто спросил, думают ли так собравшиеся). Однако Пермскому театру оперы и балета не нужен искусственный скандальный пиар. Посыл создателей спектакля, далеких от цели «переписать» библейское повествование о Христе, со сцены убедительно продемонстрировал, что настоящее искусство – это не забава или провокация, а инструмент, способный заставить общество в целом и каждого конкретного человека в частности задуматься о мире, в котором мы живем.
Впрочем, не лишним будет вспомнить: изначально желание поставить оперу «Христос» было связано с именем ее композитора, великого Антона Рубинштейна,
180-летие со дня рождения которого предстоит отметить в будущем, стремительно приближающемся году. Опера «Христос», после того как единожды была сыграна в концертном варианте под управлением автора в Берлине в 1894 году, более ста лет считалась утерянной. Поразительно, но никто ее до сих пор и не пытался найти. Более того, произведение было вычеркнуто из многих биографических справочников. А между тем многими экспертами признается, что оно является своеобразным итогом жизни композитора и написано в период, когда Рубинштейн прекратил светскую и концертную жизнь, закрылся в дрезденской гостинице и работал только над ним – «не давая застыть пальцам и прославляя Христа в нотах».
Десять лет назад правнук Рубинштейна Антон Шароев, будущий дирижер-постановщик оперы и, как его называют, «первооткрыватель музыкальных шедевров», обнаружил фрагменты клавира утерянной оперы, стал бредить идеей отыскать произведение полностью и поставить его в России. «Это центральный замысел моей жизни», – признавался маэстро в интервью. Шароев нашел соратника в лице художественного руководителя пермского театра Георгия Исаакяна. Последний нам уже известен как режиссер, открывающий заново великие имена: достаточно вспомнить прошлогоднюю премьеру «Орфея» К. Монтеверди, недавно заслуженно выдвинутого на «Золотую Маску» в нескольких номинациях.
Сравнение с «Орфеем» во время премьерных спектаклей оперы «Христос» 12 × 13 декабря напрашивалось прежде всего благодаря общей атмосфере (несмотря на то, что «Орфей» – барочная камерная опера, играющаяся на сцене). Цепочка визуальных метафор в обоих случаях для раскрытия смысла действия значили гораздо больше, чем субтитрованный текст («Христос» идет на русском, немецком, иврите, латинском и армянском языках). Оформление оперы «Христос» также выполнено в черно-белой стилистике, усиливающей противостояние божественного и адского, с редкими, но оттого более яркими акцентами – особенно в конце, когда на сцене, как символ крови, в костюмах палачей начинает царить красный цвет (художник-постановщик – Елена Соловьева). Впрочем, противопоставление шло и по линии «традиция – современность»: традиционные одеяния волхвов и священников соседствовали с офисными костюмами белых воротничков и плащом Иуды времен Гражданской войны. Кульминацией этого противопоставления стало появление дьявола: на фоне телемониторов и тусовки «продвинутой молодежи» – то ли из модного клуба, то ли из очередного ток-шоу – появился трансвестит в облегающем платье с разрезом до бедра и стал сулить Спасителю все искушения мира (роль сатаны – Олег Иванов и Владимир Тайсаев).
Удивительное свойство декораций позволило прямо на глазах у зрителя варьировать пространство сцены, превращая одну декорацию в другую. В то же время конструкция не была сложной. Это как раз тот случай, когда гениальность – в кажущейся простоте.
 В целом спектакль выстроен по принципу эпического полотна. Второе название оперы – «Семь попыток познание божественного» – можно соотнести не только с семью известными евангельскими эпизодами, но и с разными видами искусства – пением, кукольным театром, музыкой, видеоартом, живописью, скульптурой и даже наукой. Элементы всего перечисленного органично вплетены в ткань представления.
Но скорбный и надрывный тон спектакля определяется прежде всего музыкой, той, что пермяки, не считая зрителей концерта вековой давности, смогли услышать первыми в мире. Музыка – принципиально иная, чем в других постановках пермского театра. Во-первых, она именно духовная. «В ней мировосприятие А. Рубинштейна соединилось воедино во всем его многообразии: в опере есть православная, католическая и протестантская музыка», отмечают исследователи. И когда Антон Шароев признавался в том, что «это очень сложная вещь – по духу, по музыке, – не для всех», наверное, он имел в виду тот факт, что в опере Рубинштейна нет арий в полном смысле этого оперного слова. Основное время герои общаются речитативом.
Когда-то Рубинштейн завоевал славу одного из величайших пианистов мира, но его пианистическое искусство отличалось драматической силой, мужественностью. Эти качества характерны и для его композиторского таланта. Вся музыка в опере – на надрыве, на пределе… Именно сложная для восприятия музыка и отсутствие привычных слуху мелодичных арий держали зал в некотором напряжении, к тому же приходилось вчитываться в субтитры в самом верху сцены (что с первых рядов к концу второго действия стало практически невозможным). С другой стороны, сама Библия, несмотря на сложность и глубину текста, стала самой читаемой книгой в истории и не упускает своих позиций в современном мире. Так кто знает, может быть, и «Христос» будет собирать аншлаги не только на премьере?
Масштабная сценическая картина – целых семь евангельских сюжетов от Рождества до Вознесения – позволили задействовать всю оперную труппу (одних только сольных партий – 23) и множество детей. Отрадно, что, несмотря на количество ролей и сложность музыкального материала, театр сумел обойтись собственными силами. Хотя пришлось потрудиться — многие солисты исполняли сразу несколько ролей. Например, настоящее украшение первого действия – партию Матери, молящей Христа о спасении сына, блистательно исполнила и сыграла Анна Носкова (13 декабря – Светлана Боровикова), во втором действии появившись в роли жены Понтия Пилата. Как ни крути, а все же самой яркой ролью — как по количеству пребывания на сцене, так и по глубине образа – стала роль Иуды: ее исполнили Дмитрий Бобров и Алексей Герасимов (играли 12 × 13 декабря соответственно).
 В то же время постановка оперы «Христос» – тот случай, когда пение и актерская игра хора (хормейстер – Владимир Никитенков) производит не меньшее, а порой даже большее впечатление, чем отдельно взятые солисты. Интересны и режиссерские находки с перемещением хора по залу – первое действие артисты хора начинают с балкона третьего яруса и лишь затем оказываются на сцене.
Но главный режиссерский ход – не показывать публике Христа. Нет на сцене такого персонажа. Георгий Исаакян словно подтверждает мысль, что Христа нельзя сыграть, можно лишь, в силу таланта, создать некое представление о Нем. И не стоит искажать Его образ гримом, костюмом, актерской игрой. Христос по Исаакяну – не конкретная историческая личность, а всеобъемлющее абстрактное понятие. Его партию артисты (Виктор Компанеев и Павел Брагин), одетые в концертные смокинги, исполняют из зрительного зала. Таким образом, Христа нет на сцене, но он где-то среди нас, обычных людей. И каждый волен представить его по-своему. Вне зависимости от того, на каком языке он говорит.

Наталья Смольковская.