Новости культуры. Пермь

Легат – это, прежде всего, легендарная балетная фамилия, хотя в этой творческой династии были и художники, и педагоги. Но все же накрепко связаны Легаты с Мариинским театром. Только ленинградкой ощущает себя «гражданка мира» Татьяна Легат, живущая ныне на две страны, в Бостоне и Москве. Она, внучка партнера Анны Павловой, легендарного хореографа Николая Легата, свои первые па разучивала под бомбежками блокадного Ленинграда; блистала на сцене Кировского театра; репетировала с Михаилом Барышниковым творческий вечер за пару месяцев до его бегства из Союза… О событиях и именах, вписанными золотыми буквами в историю искусства, Татьяна Николаевна рассказывает без пафоса, а с задором и искренностью наивной молодости. А тебе остается лишь слушать и удивляться ее аристократической простоте. Через нее и мы прикасаемся к тем, чье величие проверено десятилетиями: Галиной Улановой, Анной Павловой, Натальей Дудинской… С Татьяной Легат в пермский театр – пусть на время – пришла целая эпоха. Ее уроки – словно разговор с вечностью.

Николай Легат был личностью мирового масштаба. Он танцевал с Анной Павловой и Ольгой Преображенской, ставил балеты, руководил театром в отсутствие Мариуса Петипа. Но в 1922 году эмигрировал из страны, решительно отвергнув предложение наркомпроса Луначарского возглавить хореографическую школу. Ни у кого из родственников, оставшихся в молодой советской республике, связи со знаменитым хореографом не было – только в прошлом году Татьяна Легат нашла его могилу в Англии. А много десятилетий в анкетах ей приходилась писать: «со слов бабушки, дедушка жил и умер в Лондоне». К счастью, хотя бы дурная слава внучки врага народа к ней не привязалась.
Тогда пришло время Агриппины Вагановой. Сложное время, когда делалась ставка на эксперимент, а классики «сбрасывались с корабля современности». В балете же царили акробатические эксперименты, а чистая классика, на которой и поныне учится молодежь, была на время забыта.
Вообще феномен Вагановой до сих пор, наверное, до конца не разгадан. Она рвалась в балерины, но ей не всегда давали сольные партии. На сцене – «царица вариаций» (как нарек ее А. Волынский), за кулисами — гениальный педагог. Она создала уникальную методику, вместившую опыт итальянцев, французов… да всего мира! Она училась у дедушки нашей героини – Николая Густавовича Легата, у датского балетмейстера и хореографа, создателя собственной системы Августа Бурнонвиля, у Йогансона и у Петипа. По-настоящему любила свое дело. Татьяна Николаевна с улыбкой вспоминает: Ваганова практически жила у Легатов, нередко звала Николая Густавовича на уроки. Затем стала крестной мамы Татьяны — Марии Легат.
Интересно, что, оказывается, судьба пыталась свести Татьяну Легат с Пермью еще в юности: Кировский театр был готов к эвакуации в Пермь, Татьяна готовилась поступать в училище. И поступила в 43-м году, на год позже эвакуации. Но часть училища осталась в Ленинграде. Таня жила в интернате (ее талантливая мама, художница, трагически умерла в блокадном 42-м), навещала бабушку, которой, как жене Николая Легата, изредка доставался обед получше.
Блокада, голод… Казалось бы, не до мыслей об искусстве. Но такие уж были люди: «Идут бомбежки, а мы занимаемся искусством с первым моим педагогом, Любовью Ипполитовной Ермалович, – рассказывает Татьяна Легат. – Мне повезло, что я оказалась в этой школе, занималась с великими педагогами: В.Мэй, Н.П. Базаровой, В.С. Костровицкой, Л. М. Тюнтиной, Е.В. Ширипиной, Н.В. Балтачеевой и, наконец, А.Я. Вагановой, которая как-то прорепетировала со мной партию Амурчика из „Дон Кихота“ и выбрала меня в свой класс. Но ни одного урока я у нее не получила. Не успела. Агриппина Яковлевна умерла».
Надо сказать, в судьбе Татьяны Легат огромную роль всегда играл случай. Как-то раз, после спектакля, в одиннадцатом часу вечера, ее, девочку из кордебалета, попросили станцевать выход из «Дон Кихота» и… поставили с Борисом Брегвадзе танцевать Китри. После перевели в солисты.
Балеринская судьба Татьяны Легат была достойна ее живого, неудержимого характера. Если в «Лоуренсии» Дудинская танцевала заглавную партию, то Легат танцевала озорную Паскуалу, подругу главной героини. В «Гаяне» – опять веселую подругу. «Любопытно, что со мной работала Татьяна Михайловна Вечеслова, в свое время выпускавшаяся из училища вместе с Галиной Сергеевной Улановой. У них был очень интересный тандем — лирические образы Улановой и искристые Вечесловой. Вот мне тоже были ближе темпераментные партии, где можно было сыграть по-актерски. Видимо, гены! Все же Легаты были актерами».
 В 1992 году Татьяну Легат с дочкой пригласил в Бостон Брюс Маркс, «очень культурный, интеллигентный директор – бывший танцовщик с русскими корнями». В это время здесь собрался потрясающий коллектив: достаточно сказать, что работала легендарная Наталья Дудинская. С русской командой эта труппа добилась невиданных результатов, превратившись в одну из самых сильных в США «Вся мировая классика шла на сцене «Бостон-балета», – замечает Легат.
У Татьяны Николаевны в Бостоне хранится целая коллекция комических рисунков ее деда – они с братом делали карикатуры на весь императорский театр. Бывало, на братьев Легат даже обижались. Теперь это часть истории. Вторая часть коллекции хранится у худрука Кировского театра Олега Михайловича Виноградова.
Сегодня ее ученицы – по всему свету. «Уже пять лет танцует в „Ковент-Гардене“ моя ученица Барбара Лем; мама у нее француженка, отец – англичанин, а родилась Барбара уже в Америке. Мы много с ней занимались, побывали на многих конкурсах. Я к ней регулярно приезжаю и каждый раз читаю в программке: „педагог Барабары Лем – Татьяна Николаевна Легат“ (за границей принято печатать не только имя исполнителя, но и небольшую биографическую справку). Благодарность – это очень приятно. Это значит, что свою лепту в балет не только русский, но и американский, я уже внесла».
А тем временем династия продолжается: Алена Легат, окончившая, конечно, академию
им. А. Вагановой, в выборе партий отдавала предпочтение образам лиричных героинь — пошла в отца, гения русского балета Юрия Соловьева (например, танцевала па-де-де из «Жизели» в Кишеневе). Ныне Алена Юрьевна работает преподавателем в «Бостон-балете».
****
Заманить такую личность в Пермь смогли теплые воспоминания о былых приездах и тесные контакты с Натальей Ахмаровой, художественным руководителем балета, которая в «Жизели» выступает еще и как ассистент хореографа. Она отмечает: «Наше искусство — очень условное. Как к этим условным формам подойти, чтобы был смысл, чтобы он через эти формы раскрылся? В балете нет таких четких правил, как в грамматике. Если бы они были, школа выродилась бы в схоластику. Балерина старается точно по форме воспроизвести движение, но ничем не наполненное, оно бессмысленно и мертво. Балерина начинает танцевать с улыбкой до ушей, действие развивается, а улыбка до ушей, неизменная, остается до конца… И все — балета, искусства нет».
«Жизель» – самый воздушный балет «золотой классики», отчего зрительская любовь к нему особая – сродни первой влюбленности юных лет. Обновление спектакля, столь наболевшее и долгожданное, обещает наполнить его ароматом романтики: «Самая главная задача — создать на сцене свой уникальный мир и вовлечь зрителя в этот мир, — продолжает Ахмарова. – Изменятся и главные партии. Сложнее всего придется Наталье Моисеевой, танцующей Жизель несколько лет, – переучиваться всегда сложнее, чем учиться заново, ноей это по плечу».Именно для того, чтобы воскресить дух спектакля и ныне подзабытый романтический стиль, и была приглашена Татьяна Легат. Пермским балетоманам, кстати, она хорошо знакома: двадцать два года назад она приехала для постановки вечера старинной хореографии, в который были включены: «Пахита» Петипа, «Па де катр» А. Долина, «Пламя Парижа». Вдохновленная этой ее работой, Л. Сахарова пригласила Легат в хореографическое училище для подготовки к выпускному отрывков из «Бахчисарайского фонтана».
Кстати, Наталья Ахмарова не пересекалась с Татьяной Легат в Перми, как можно было бы предположить. Лично они познакомились только за океаном, во время «службы» в «Бостон-балете». Вспоминает Наталья Ахмарова:
– После Людмилы Павловны Сахаровой в Америке мне очень не хватало стержня в педагогике. В Бостоне я репетировала со многими замечательными американскими и русскими педагогами. Но, например, Сергей Михайлович Бережной меня всегда жалел, если видел, что мне какой-либо элемент сложно дается. Мне такая жалость всегда мешала в работе. Татьяна Николаевна больше погоняла кнутиком, нежели угощала пряником. Особенно мне запомнилась работа над «Раймондой». Там есть па-де-де, очень сложное по стилистике. У нас же оно получилось симпатичным, с соблюдением всех классических канонов, что не осталось незамеченным публикой и критикой.
Я всегда ценила необыкновенную профессиональность Татьяны Николаевны, потому что, выражаясь балетным термином, она из тех, кто «знает каждый пальчик». А кроме того, знает, какими должны быть взгляд, наклон головы – все то, из чего складывается классическое наследие. К тому же русские люди за границей становятся гораздо ближе друг другу, у них складываются практически родственные отношения, которые не исчезают и потом, когда их разделяет пропасть расстояния. А «русская диаспора» в бостонском балете была очень яркой. Чего только стоит необыкновенная Наталья Михайловна Дудинская! В ту пору она уже с трудом передвигалась из-за деформации ног, но была невероятно энергична и жизнерадостна, отрицала любую помощь. Никто не мог определить ее возраст – во время войны она потеряла паспорт и, восстанавливая его, «скостила» себе несколько лет. Вместе мы приготовили партию Медоры из «Корсара». Меня потрясала трезвость ее ума: она никогда ничего не забывала. Вечерами мы все собирались у нас дома, и Наталья Михайловна, сидя во главе стола с неизменным джин-тоником в руке, часами рассказывала истории про Уланову и других великих балерин. Когда она ушла, это была потеря для всего человечества, а для нас, балетных, – просто трагедия. С ее уходом жизнь стала гораздо беднее.
И я невероятно рада, что Татьяна Николаевна смогла приехать из Америки и уделить время нашим артистам. Сегодня репетиционный период становится все динамичнее, а Татьяна Николаевна протанцовывает каждую партию сама – и за балерину, и за партнера. Не до седьмого пота, а до семьдесят седьмого! У нее столько энергии, что она может объяснять артисту элемент и два, и три раза – пока он не поймет все до конца. А потом буквально в течение часа приходит в себя.
Татьяна Легат платит пермскому балету взаимностью, но объективно оценивает и то, что можно улучшить, добавить:
– Я посмотрела вашу последнюю премьеру – «Корсара». Пермские артисты балета великолепны. В Перми очень хорошая труппа, замечательные солисты, не случайно ее знают во всем мире. Но мне в «Жизели» хочется расшевелить труппу. Чтобы ребята вспомнили все красивые старинные «французские» позы, стали танцевать с корпусом… Чтобы они поняли, что одно и то же движение в каждом спектакле должно выглядеть по-разному. В зависимости от настроения, внутренней сути этого спектакля. Это трудно. Да, когда мы были молодыми, нам тоже хотелось только танцевать. Но в той же «Жизели» столько мизансцен, персонажей, связанных друг с другом, что тут нужен не только танец, но и актерские приемы.
Побывала в хореографическом колледже. в Перми всегда появлялись талантливые артисты, которые потом блистали повсюду, в том числе у нас, в Кировском театре, – Любовь Кунакова, Галина Рогозина, Ольга Ченчикова. А Марат Даукаев сейчас – директор Вашингтонской хореографической школы! Со Светланой Смирновой и Людмилой Шипулиной, окончившими пермское училище, я работала в театре им. Станиславского в 1991 году. Ставила «Жизель»! Такие вот интересные совпадения.
– На ваш взгляд, какие особенности у российских театров?
– В Мариинском стиль – более интеллигентный, в Москве – более свободный, в Перми чаще прислушиваются к мнениям мастеров. В репертуаре сейчас очень много общего в театрах всего мира – вся классика идет и в Бостоне, и в Перми… Хотя, конечно, в Америке очень любят Баланчина, гораздо больше, чем в России. Но на пермской сцене он идет. Это большой плюс для театра. В балете короткая жизнь, поэтому нужно торопиться сделать как можно больше.

Наталья Смольковская.