Новости культуры. Пермь

Его очередной каламбур давно стал крылатой фразой. В ней – человеческие судьбы, взаимоотношения, дела. Своей профессией заведующий отделением духовых инструментов Пермского музыкального колледжа выбрал кларнет. Если шире – музыку. Если конкретнее – оркестр и педагогику. Чтобы растить исполнителей на духовых.

Жизнь по партитуре
– За что же вы так любите кларнет?
– Да за все. За то, что отец мой, погибший на фронте, на нем играл. За то, что кормит меня этот инструмент всю жизнь. Да просто люблю музыку. Музыку в себе, а не себя в музыке.
– Что это за сообщество такое – духовой оркестр?
– Духовики – это больше, чем профессия. Это – как национальность. Нас, на самом деле, не так уж и много. И где бы мы ни встречались, всегда находятся родственные связи: учителя, коллеги, коллективы, программы, в конце концов. А самое главное, нас объединяет партитура. Можно перессориться, не здороваться, а сели в оркестр – аккорд-то надо строить. И как бы ни конфликтовали, уважаем друг друга. Мы ведь музыку играем, а в ней все должно быть едино: от идеи – до каждого штриха и нюанса. В противном случае на выручку приходит юмор. Вспоминаю, на гастролях как-то «приняли на грудь по чуть-чуть». С нами еще скрипач был в компании. От жары всех распекло. Что ни аккорд – не строит и все. Досталось нам потом. А скрипач на общем фоне поводил смычком «под шум волны», дирижер и не заметил. У нас ведь главное – дыхание, у медных – еще и особая точность высоты звука.
– Да уж, «имидж» у духовиков особенный…
– Было такое, чего греха таить. Из песни слов не выкинешь. Где-то в 80-х духовики хорошо зарабатывали, оркестров было много. А где деньги – там и выпивка. Сейчас – не то, спасибо перестройке. Оркестров нет, все держатся за рабочие места. Образованность сейчас выше. Внешне и не отличишь: скрипач это или трубач.
– Что-то новое вы замечаете в оркестровой культуре Перми?
– Мы, наверное, всегда будем периферией. Особенно это ощущаешь, послушав лучшие коллективы страны: «светлановский» оркестр с Горенштейном, Башмета, Спивакова. Артист оркестра, как и театральный актер, – профессия, требующая служения, концентрации себя. А если бегать с работы на работу, за качеством не угонишься.
Что сказать о новом? Появился хороший ансамбль. Назвали себя смело – «Аристократы». Все – наши выпускники. Два месяца летом они играли в Театральном сквере («Новости культуры» подробно освещали эти концерты – прим. ред). Много музыки прозвучало, и, надо сказать, качественно.
– Композиторы в наши дни пишут для духовых?
– Почти нет. Или уж очень сложно, как, скажем, С. Губайдулина. Современные композиторы – это вообще «заоблачные дали». Юмор в том, что русские классики тоже не жаловали наши инструменты. У Римского-Корсакова есть три концерта (для гобоя, кларнета и тромбона), у Глазунова (для саксофона), вот и все. В советское время писали Николай Раков, Григорий Калинкович. Пахмутова сочинила концерт для трубы. Еще играем переложения. Сейчас много нотных изданий старинной музыки: Гуммель, Стамиц, другие.
 В молодые годы я успел много камерной музыки поиграть с интересными пермскими исполнителями: дуэты, трио, даже в квинтете. И сейчас, не скрою, кларнет беру в руки. С удовольствием бы поиграл, но где? Разве что в Грибушинском особняке, где замечательная публика.
«Юниор-brass»
Он, маэстро Проскурнин, по-прежнему хорош на сцене: фактурный, волевой, артистичный. В безукоризненном белом смокинге и «бабочке». Как и его студенты.
И сколько бы поколений молодых музыкантов ни играло в составе оркестра «Юниор – brass», особое, приподнятое настроение в зале – гарантировано. Такая уж у него, Алексея Проскурнина, и у духового оркестра энергетика. И для публики совсем не обязательно знать, как искал он замену заболевшему студенту, как сам лично покупал своим артистам одинаковые «бабочки» и приносил в специальной коробке, чтоб не помять. Зато они на сцене будут – «с иголочки». И не важно, где: на фестивале в Европе, в престижном зале Перми или в Доме культуры в Ныробе.
Он, маэстро духового оркестра, специалист по «байкам» и «хохмам», магнитит своим жизнелюбием, работая порой «несмотря на» и даже «вопреки».
Только Проскурнин мог придумать для юбилейной программы оркестра название «36,6». И все терялись в догадках насчет аптечного бизнеса или хотя бы спонсорства от фармацевтов.
Интрига оказалась почти из «реалити-шоу»: в концертном зале Пермского музыкального колледжа шел затяжной ремонт, и 35-летие оркестра отмечали спустя полтора года.
«Когда я начал в 1964-м преподавать в музыкальном училище (ныне – колледж), – рассказывает маэстро, – здесь была «духовая целина». Удалось собрать педколлектив, потом пошли студенты-лауреаты конкурсов: Юра Коновалов, Костя Березин. Для первых успехов понадобилось лет десять. Следующие четверть века все развивалось, а с 90-х началось «диминуэндо» (постепенное угасание – прим. авт.). Поменялись ценности в обществе, что поделаешь. Отделение сейчас небольшое, раньше столько ежегодно принимали.
Кульминацией развития оркестра, я считаю, был 1981 год. Тогда мы сыграли мощную монографическую программу из произведений Калинковича. Неплохое было качество. В 90-е годы – спад. А потом у нас была победа на Всероссийских Дельфийских играх («серебро»), поездки в Италию и Германию. Всего – четыре раза.
– Алексей Леонидович, а как оркестр выглядел в европейских музыкальных событиях?
– Мы ездили не на конкурсы, а на фестивали. Видимо, были интересны организаторам и публике. Нам предоставляли возможность играть концертную программу на целое отделение. В Европе, конечно, очень высокая культура. Мы могли потом и в Перми слышать духовой оркестр из Нижней Саксонии. Качество складывается из инструментария, из дисциплины. А главным образом – из отношения к делу и традиций музыкальной жизни.
– Чем занимаются выпускники отделения?
– Кто-то преподает, но в основном играют в оркестрах: Москва, Нижний Новгород. Один «чудак» даже в Осло забрался. А уж в Перми все духовики – наши, от цирка и дальше.
– Кому-нибудь удалось создать свой оркестр?
– Пожалуй, только Володе Митрофанову, в былые времена, в Доме культуры профтехобразования. Прекрасный был руководитель. Лучшие духовики города начинали играть когда-то у него. Оркестр – дело трудное.
– Как изменились современные студенты?
– Сильно. С одной стороны, уровень вырос. Сегодня они легко играют то, до чего раньше только в консерватории дорастали. А если о другом – много сейчас соблазнов всяких и гораздо меньше и интереса к искусству, и профессиональных амбиций.
«Я в музыке – по любви…»
– Вы-то как «дудку» в руки взяли?
– Очень просто. Отец мой, музыкант, погиб. Когда уходил на фронт, мне было два года. Остались от отца кларнет, костюм и велосипед. Мама, актриса, нацеливала меня на музыку. А у меня у самого-то тяга была. Я мог пацаном за военным оркестром бежать несколько кварталов. А потом – быстрей во двор, чтоб не налупили за самовольство. Так я и пришел в своем родном городе Иванове в любительский оркестр. Музыканты там были удивительные: днем где-то на фабрике работали, а вечером «дудку» держали по три – четыре часа. В воскресенье с утра до вечера – танцплощадка. И хотя, как по Чапаеву, «академий не кончали», сильные были исполнители. В общем, я в музыке – по любви.
Дальше – училище ивановское, а уж потом – Горьковская консерватория.
У меня был замечательный педагог – Прохор Анисимович Федотов (ученик выдающегося русского музыканта Сергея Розанова). Он не преподавал, а именно учил. Многое я запомнил.
– Как складывалась ваша оркестровая судьба?
– Еще в студенческие годы мы переиграли много классики: и «Эгмонт», и «Кориолан», и «Камаринскую». В Горьком я играл и в оркестре оперетты, и в кинотеатре. А с третьего курса консерватории по конкурсу я прошел в симфонический оркестр в оперу. Было мне тогда лет девятнадцать – двадцать, играл и за вторым, и за первым пультом – и «Чио-Чио-Сан», и «Лебединое». Очень любил все это.
 В Пермь я приехал случайно, из-за «квартирного вопроса». В оркестре театра мест не было. И только через год, когда пошли советские оперы с тройным составом, меня взяли.
Здесь все выглядело масштабно. В репертуаре, помню
58 спектаклей насчитывалось. Чтобы попасть на «Риголетто», надо было два месяца ждать. А в Горьком эта опера через день шла.
Потом уже в моей жизни была и пермская оперетта (народный театр), и оркестр Дома учителя, и даже детский коллектив Дворца пионеров. С Лешей Калейниковым там работали, даже на конкурс школьников возили. Многие пришли потом в нашу профессию.
Обстановочка должна быть музыкальная
– Все было: марш-парады духовых оркестров,
шествия, танцы, концерты, гастрольные поездки по городам края и деревням. Теперь это – только история?
– В нашей стране вообще все интересно: то мы все – на трактор, потом – на самолет, потом – на целину. Дальше – в кулинарное училище, потому что к колбасе ближе. Теперь вот – все в экономисты.
Я недавно прошел по нескольким супермаркетам, поговорил с начальниками. Предложил учас­тие оркестра в их внутренних событиях, акциях. Фотографии показал, диски. Никого это не заинтересовало. Все привыкли нажимать кнопку и слушать звуковой шум. Без живых эмоций.
– Есть такое понятие: «праздничная культура». Стадионы, площади, парки. Почему, на ваш взгляд, режиссеры не включают в действо «живой» оркестр?
– Хлопотно, наверное. С кнопкой и пультом – проще. А о том, что атмосфера иная, наверное, не задумываются. Или экономят. Но «живую» музыку ничем не заменишь. Я посчитал: в День Победы мы 21 год возглавляли колонну в шествии для возложения венков на могилы воинов. Тут и профессиональный рост, и воспитательная работа. И, конечно, атмосфера.
Вообще любовь к музыке надо прививать с детства: семья, школа, концерты, радио, телевидение. Система нужна. Хотя бы – как где-нибудь полвека тому назад, когда и кухарка знала напамять «Фауста» и «Онегина». Самодеятельность была, кружки всякие. А сейчас – как пятница, все – на огороды, которые у нас дачами зовутся. Смотришь на это поколение: и больно, и обидно, и стыдно.
– Как вам видится перспектива?
– Я много думал над этим. Резервы, конечно, есть. Надо край активно осваивать, к делу нашему приобщать. Но ситуация такая – и в других регионах страны. Лишь Москва как-то дышит. Рабочие места для оркестрантов надо создавать, интерес к искусству, к культуре, престиж профессии поднимать. Тогда и с экономикой, быть может, все будет понятнее. Словом, обстановочка должная быть музыкальная. А это уже – дело государственное.

Галина Баталина.