Новости культуры. Пермь

Александра Князева называют одним из самых харизматичных современных исполнителей. Первую пластинку Александр записал в 16 лет, как только стал лауреатом между­народного конкурса имени Чай­ковского. Теперь музыканту под 50, и он давно покорил весь мир. «Бог вио­лончели» – так воспри­нимают Князева, ученика М. Ростроповича. А он позиционирует себя и в другом амплуа – органиста.
Два вечера подряд перфекционист Александр Князев играл в Органном зале Перми музыку Баха, открывая филармонические абонементы «Органисты России» и «Виртуозы смычка». Уникальный музыкант представлял эксклюзивный проект – своеобразный баховский диптих на двух инструментах.
«День концерта – день страданий. Особенно перед выступлением, – сказал как-то в интервью артист. – Меня защищает музыка. Я это ощущаю, особенно когда удаётся сыграть хороший концерт».

Бах. Выбор Князева
Ту музыку, что представил пермской публике Александр Князев, справедливо можно назвать «космосом» баховского Барокко. Два масштабных цикла: 6 трио-сонат для органа и 6 сюит для виолончели соло. Труднейшие в исполнительском плане программы, звучащие по этой причине в России редко. Князев рассказал за кулисами, что все трио-сонаты как цикл он играл в Перми впервые, предварив их в качестве преамбулы тремя хоралами. У Баха – свыше 150 хоральных обработок, и каждая по глубине сродни частям духовных кантат. Хоралы в интерпретации Князева выстраивались в свою внутреннюю драматургическую линию и вводили в основной цикл.
Известно, что Бах написал шесть сонат в конце 20-х годов XVIII века для обучения сыновей. Рукописи двух сохранившихся автографов указывают на оригинальную версию для клавесина с двумя клавиатурами и ножной педалью. Позже Бах переложил эту музыку для органа. Каждая трио-соната (а это ведущий инструментальный жанр Барокко) здесь основана на переплетении трёх самостоятельных мелодических линий и состоит из трёх частей. «Трудно описать эту красоту», – указывают исследователи. И подчёркивают, что трио-сонаты Баха – Gradus ad Parnassum (путь к Парнасу, к вершине) для каждого органиста.
Именно Баху виолончелист обязан страстью к органу. И если для органа Бах создал девять томов музыки, то для виолончели – только шесть сюит.
Сюиты, написанные композитором в тот же творческий период, называют «виолончельной бахианой». Они, кстати, звучат и в переложении для альта и даже контрабаса. Циклом исполняются нечасто в силу внушительной протяжённости и сложности. Даниил Шафран, к примеру, играл все шесть сюит в два вечера. Александр Князев представил их в Перми в одной программе с двумя антрактами. Концерт длился почти четыре часа.
Интересно, что Бах обратился здесь к виолончели в ту эпоху, когда ещё шла борьба со старинной виолой da gamba. И он показал современникам неисчерпаемые выразительные и технологические возможности инструмента.
Сюиты для виолончели соло – идеальный образец синтеза чувства и мысли. В каждой – свои контрасты, своя драматургия. Наиболее сложны поздние, особенно Шестая. Здесь есть авторская ремарка «Сюита для пяти струн» (то есть для старинной viola pomposa, которую держали на руках и могли играть на ней быстрые пассажи в верхнем регистре).
У Князева в Перми была своя, не баховская, логика чередования сюит. Что касается интерпретации, она весьма приближалась к точке зрения знаменитой польской клавесинистки Ванды Ландовской (ХХ век): «Не надо чувства… побольше стиля!»

Князев в мире Баха
«Эта музыка гениальна, – не раз подчёркивал Князев. – Она раскрывается вновь и вновь своей красотой и потрясающим совершенством».
 В антракте первого вечера он уделил время для интервью «Новостям культуры».
И разговор мы начали с органа.
– Для многих вы – как органист – открытие. Что для вас значит этот инструмент?
– К органу я пришёл в один из непростых моментов в судьбе. И он очень мне помог. Так лёгкое увлечение стало второй профессией. Сейчас это – значительная часть концертной деятельности и в России, и за рубежом.
– Часто ли вы играете в таком варианте два вечера подряд?
– В этом, конечно, есть некий элемент аттракциона. Я не знаю музыкантов, кто бы так делал. Тематически это логично: всё объединяет Бах. Была ещё идея сыграть с Сергеем Стадлером шесть скрипичных сонат с органом. Получился бы небольшой баховский фестиваль. Но нас не поддержали. Не сложилось.
На двух же инструментах в одном концерте я играю часто. У меня есть программа из позднего Брамса: две альтовые сонаты в переложении, вокальный цикл (на смерть Клары Шуман) и последнее его сочинение для органа. Была интересная программа также из Франка: соната, квинтет и органные хоралы.
– Три хорала Баха перед его трио-сонатами имели для вас какой-то особый смысл?
– Скажу честно: первая причина – чисто техническая. Играть весь цикл трио-сонат очень тяжело. Надо войти в мир Баха самому и ввести публику. Трио-сонаты, хотя и написаны с чисто педагогическими целями, – абсолютно гениальны, как и всё у Баха, но играть их надо в суперрафинированном зале.
Хоралы, кстати, я выбрал не самые популярные. Все они трудны. Первые два – с двойной педалью. У Баха таких – всего три. Они мне безумно нравятся.
– Скажите, в чём, на ваш взгляд, секрет интереса в наши дни к старинной музыке?
– Мне кажется, одна из причин – в глубочайшем кризисе современной академической музыки. Я не знаю ни одного композиторского имени, которое можно было бы поставить в один ряд с великими. Плеяда гениев со смертью Шостаковича прервалась. Очень надеюсь, что она продолжится. На мой взгляд, модернизм в музыке дошёл до своего логического конца. Интересно, как пойдёт развитие в композиторском творчестве. Я думаю, это будет возврат на новом уровне к неоклассицизму.
– Как вы относитесь к аутентичности?
– Сложно. Я беру из этой манеры всё ценное – в плане штрихов, артикуляции. Но я очень отрицательно отношусь к тем, кто превращает старинную музыку в «музей». Играть в наше время на виолончели с жильными струнами, без шпиля, с кривым смычком – это просто чушь. Я попробовал лишь один раз. Виолончель ведь тоже эволюционировала. Почему появился шпиль? Неудобно играть. Откуда смычок с винтом? Потому что, когда держат смычок за волос, нет такой эластичности, подвижности. Масса важных моментов. Звук при аутентичном исполнении – поверхностный, не очень красивый. Не используются достижения современной инструментальной техники: вибрация, смена смычка. Как на этом инструменте противостоять массе оркестра? Вот и играют иногда солисты, как плохие студенты, выдавая всё за аутентизм.
Я воспитан в Московской консерватории на школе Ростроповича. Он относился к аутентичной манере так же, только выражался «круче». «Старик, – говорил он, – вот если все приедут в каретах, в зале будут гореть свечи, кругом – камзолы и парики, я, быть может, появлюсь на таком концерте. В карете. Иначе эту ахинею слушать не буду».
И ещё. Никто из по-настоящему великих скрипачей и виолончелистов ХХ века этим не занимался: Стерн, Шеринг, Менухин, Жаклин Дюпре, Пьер Фурнье. Это о многом говорит.
– У вас – уникальная виолончель…
– Да, инструмент потрясающий. Он родился в Кремоне в 1733 году в руках любимого ученика Страдивари – Карло Бергонци. В 1917 году инструмент в России национализировали. Кому принадлежал до того – не знаю. А в советское время на виолончели играли великие музыканты: Григорий Пятигорский, Святослав Кнушевицкий. В ноябре исполнится 20 лет, как на этом инструменте из Государственной коллекции России играю  я. 
– Как выглядят ваши контакты с Пермью?
– Я был у вас три раза. Первый раз давно, в 80-м году. На авторском концерте Александра Чайковского в зале театра оперы и балета. Композитор играл свой фортепианный концерт, Башмет – альтовый, а я – виолончельный. Потом был долгий перерыв. И пару раз меня приглашал Сергей Стадлер.«

Р.S.
«Я чувствую не только зал в целом, я даже знаю, какие люди (»хорошие» или «плохие») пришли ко мне на концерт и как они настроены«, – сказал в одном из интервью Александр Князев.
На пермских концертах не было аншлага. Сложная программа, рассчитанная на искушённых слушателей и на профессионалов, большая длительность, один исполнитель в течение двух вечеров – всё создавало определённое напряжение. И надо отдать должное Александру Князеву – играл он гениально: с полной отдачей, мастерски и глубоко, ощущая контакт, понимание и признательность.
Ясно главное: тонкий слой любителей высокого искусства стремительно уменьшается. Здесь нужна системная, кропотливая просветительская работа, умение сохранять и развивать прежние традиции. Ведь быть зрителем на самом деле – духовный труд и искусство.

Галина Баталина.