Новости культуры. Пермь

Пермская филар­мония продолжает традицию проведения летних вечеров органной музыки. Если в июле и августе нас ждут исключительно сольные концерты выдающихся российских органистов, то на минувшей неделе пермякам был представлен концерт «Золотой голос флейты», в котором помимо органных сочинений прозвучали и произведения для органа и флейты.
Духо­вые инструменты, солирующие с органом, в филармонической концертной палитре – краски редкие. И уже потому интерес к программе Василия Виланда (флейта, Санкт-Петербург) оказался велик. В ансамбле с ним выступала молодая органистка, лауреат международных конкурсов Татьяна Лукьянова (Санкт-Петербург)

Знакомство
«Flauto» по-итальянски – «дуновение». Под названием «флейта» вообще-то, как указывают самые современные энциклопедии, объединено множество духовых инструментов: от народных деревянных свистулек, свирелей – до современной оркестровой «поперечной» флейты. Звук возникает путем вдувания струи воздуха по касательной. Ключевой элемент техники игры – амбушюр (французское слово, означающее комплекс движений мышц лица и губ при звукоизвлечении). В Европе, особенно в эпоху классицизма, было модно играть на флейте в любительском музицировании – для представителей как среднего, так и высшего сословия.
– Интерес к флейте велик и в наши дни, – говорил перед концертом Василий Виланд. – Я не только солист оркестра Мариинки. У меня большой класс в детской музыкальной школе. И это при том, что освоение флейты – дело непростое. Сам я с этим инструментом в руках – уже лет 35, включая годы в армии.

– Есть ли у вас, как у исполнителя, жанровые или стилевые пристрастия?
– Старинную музыку я много играл как солист еще во время работы с дирижером Сондецкисом. Она открывает душу. Получаешь большое удовольствие. Современная музыка требует усилий даже в восприятии. В Мариинке сейчас немало постановок ХХ века: Яначек, Рихард Штраус, Бриттен. Много слушаю музыки. Только флейтовых дисков у меня около двухсот. А вообще-то я «полиглот»: люблю и эстраду, и джаз. Подготовил недавно к изданию сборник переложений классики для духовых – уж очень скуден репертуар для ДМШ.

– Какую публику вы любите?
– Заинтересованную. Хорошая публика в Санкт-Петербурге, традиции передаются от поколения к поколению. На программах старинной музыки часто можно видеть молодых «неформалов». Приходилось, например, играть в знаменитом лондонском зале «Albert Hall», где публика за столиками и выпивает, и закусывает.

В Мариинке в фойе театра проходят бесплатные дневные концерты: солисты, ансамбли, камерный оркестр. Это и простор для молодых исполнителей, и воспитание публики. Сейчас много камерных программ звучит в новом концертном зале Мариинки.

– А с органом вы часто играете?
– Нет, конечно. Здесь есть свои проблемы: непросто найти баланс. Хотя у современной флейты – тембр яркий. Качество ансамбля во многом зависит от акустики. В Перми очень хороший зал.

– Как вы с Татьяной нашли друг друга?
– Нас познакомил один профессор. Мы играем вместе первый год. Это наш третий концерт…

…К разговору подключается и Татьяна Лукьянова. Она в Санкт-Петербурге – всего два года. Приехала после Новосибирской консерватории в магистратуру. Музыкальное училище окончила в Барнауле. Теперь занимается в классе профессора Д. Зарецкого, который, кстати, неоднократно выступал в зале пермской филармонии.

– Вы учитесь не в консерватории, а в университете. На каком факультете?
– Это факультет филологии и искусств. Программа «Музыкальное искусство» действует здесь два года. Есть даже кафедра органной музыки.
А вообще факультет готовит реставраторов, художников по костюмам, дизайнеров, актеров. В консерватории я училась как пианистка, но с 1-го курса начала заниматься органом. Теперь приехала в Санкт-Петербург совершенствоваться.

– Что вам ближе: сольное или ансамблевое исполнительство?
– Это разные ощущения. Я выступала и с хором, и с солистами-вокалистами, и с различными инструментами. Ансамбли люблю еще с училища. Когда остаюсь наедине с органом во время репетиций, ищу краски, решаю технические задачи. Публике представляешь обычно что-то созревшее. Важен контакт с инструментом.
Недавно в Северной Германии мне довелось играть на «исторических» органах: в Гамбурге, Любеке. Там много особенностей в устройстве. Потрясающее ощущение!
Кстати, ваш орган мне понравился, у него интересные регистры. Непривычно, правда, что звук идет поверху в конец зала…

Чуть-чуть поговорив, она отправилась настраиваться на встречу с пермской публикой.

Барокко и авангард
Программу музыканты из Санкт-Петербурга построили по традиционному для подобных ансамблевых концертов принципу чередования тембров. Контраст усилили сопоставлением далеких времен: старинной барочной музыки и авангарда XX века. Для чуткого слушателя это было возможностью ощутить развитие и изменение эстетических идеалов эпох, образного строя и характера музыки, а главное – музыкального языка. И еще. В программе прозвучало много новых имен. А значит, есть повод сейчас акцентировать эти моменты.
Концерт открыли торжественные звуки органа. Фанфарные интонации, легкие фиоритуры пассажей, «эхо» – перекличка голосов, мощное развитие к яркому мажору – таким предстал цикл «Прелюдии и фуги» Николауса Брунса, немецкого композитора, предшественника Баха. Затем исполнялись сонаты Генделя и Баха для флейты и органа. В каждом из сонатных циклов – по четыре небольших части. Легкий контраст, галантная танцевальность, широко льющийся флейтовый напев – старинная музыка звучала симпатично, хотя, быть может, и несколько легковесно. Это особенно ощущалось в сравнении с возвышенным строем чувств баховской органной хоральной прелюдии, текст основного напева которой в переводе звучит: «Един Бог в вышине». Зал в исключительном единении аплодировал после каждой части цикла, разрушая драматургию целого, замысел исполнителей и этику концертной атмосферы. Было неловко перед гостями.
II отделение опять началось торжественно и величественно: органной композицией американца Дэвида Джонсона. И здесь, и далее – век двадцатый. Гораздо больше напряженности, причудливых видений, сумрака, драматизма и «рацио». Все – соответственно сложности нотного текста: интонационного и гармонического языка, ритма, переплетения мелодических линий. Две композиции немецкого композитора Зигфрида Карг-Элерта («Sanctus» – «Свят» и «Пастораль»), затем малый цикл «Прелюдия и фуга» француза Мориса Дюрюфле. Уж здесь-то музыкантам трудностей досталось «по полной программе», как, наверное, и публике. Еще более «головоломный» финал представлял композицию «ярого авангардиста» швейцарца Франка Мартена – «Sonata da chiesa». Это значит «Церковная соната». Так в эпоху Барокко называли циклическое инструментальное произведение, построенное соответственно строгой схеме чередования частей. Иногда такая музыка звучала и во время Мессы. Параллельно развивалась «Sonata da camera» (камерная соната, постепенно превратившаяся в сюиту старинных танцев).
При всей сложности программы пермская публика была внимательной и доброжелательной. На «bis» гости из Санкт-Петербурга сыграли красивую мелодичную «Арию» французского композитора XX века Эжена Бозза. Флейта все-таки. Тембр деликатный. Одно слово: дуновение…

Галина Баталина, музыковед.