Новости культуры. Пермь

Свежо и красиво подать старинное лакомство – гордость классики, спектакль «Корсар» – вознамерился под занавес сезона Пермский театр оперы и балета. Реализовать непростой, но, несомненно, заставляющий уважать себя замысел призван Василий Медведев – хореограф редкого таланта и столь же редкой востребованности в балетном мире, с удовольствием принявший приглашение поработать в Перми. Более того, руководство пермского театра привезло всю «команду» хореографа – его ассистента, художника-декоратора и художника по костюмам. Пока мы ждем большой классический спектакль в лучших традициях русского балета (а премьера назначена на 25 × 26 июня), «Новости культуры» поговорили с Василием Медведевым. Отнюдь не только о «Корсаре», но и о тех проблемах, которые переживает балетное искусство дня сегодняшнего и в которых давно хотелось разобраться.

– Василий, вы уже оценили труппу?
– Много слышал о пермском балете, который считается одним из лучших. И приехав в Пермь в январе, чтобы познакомился с труппой, был приятно удивлен, потому что одно дело – слышать, другое – воочию убедится в правдивости услышанных слов. Хорошая дисциплина и молодость – вот те ценные качества, которые сразу бросились мне в глаза. А когда начались репетиции «Корсара», то вашим танцовщикам благодаря своему таланту и работоспособности удалось почувствовать стиль «Корсара», который отличается от других классических балетов. Поясню: хотя наш «Корсар» стилизован под старинный танец, все же хореографически он следует за лучшими традициями мирового балета, чей эстетический облик постепенно меняется. Поэтому хочется рассказать историю любви предводителя пиратов Конрада и невольницы Медоры сегодняшним языком танца.

– Однако молодой труппе не все по плечу: не боитесь, что кому-то может банально не хватить опыта?
– Молодость – не минус, если имеет под собой хорошую школу. В Перми эта основа есть. Плюс желание артистов танцевать в полную силу: я вижу на каждой репетиции, с какой большой отдачей и желанием они работают. К тому же Станислав Фечо (ассистент хореографа, который работает с труппой) – прекрасной танцовщик, обладающий великолепной техникой, и хороший педагог, который может передать свой опыт и раскрыть талант любого артиста. Еще я бы хотел сказать о высоком профессионализме и об удивительном человеке – заведующем балетной труппой Виталии Дубровине, который очень помогает мне и ассистенту в текущих вопросах. Большую помощь оказывают педагоги-репетиторы пермского театра,которые очень хорошо знают свое дело и обладают высоким профессионализмом: учитывая молодость труппы, это очень актуально. Не случайно так много артистов репетируют главные роли. Два состава будут танцевать премьеру 25 × 26 июня. Хотя партию Медоры готовит известная балерина Наталия Моисеева, но в следующем сезоне этот спектакль будут танцевать и другие артисты. Мы стараемся, чтобы для молодежи театра это стало стимулом для дальнейшего роста. С одной стороны, это техничный спектакль, в нем много партий, вариаций, па-де-труа, па-де-де – и все известные номера, которые часто по отдельности исполняются на разных балетных конкурсах, а теперь их можно увидеть в контексте спектакля. Это, безусловно, приятно для артистов. С другой стороны, эта постановка очень красочная, с грандиозным оформлением, на которую можно прийти всей семьей и получить настоящее наслаждение.

– Вы уже в четвертый раз беретесь за постановку «Корсара». Не станет ли помехой для ваших замыслов небольшая сцена пермского театра? Приходится ли адаптировать хореографию к ее размерам?
– Конечно, на большой сцене хореографический рисунок смотрится интереснее, чем на маленькой, однако к последней я бы не стал относить пермскую сцену. Уверен, все особенности постановки будут смотреться хорошо. В Турции тоже была не самая большая сцена, но мы не сокращали количество персонажей и движений даже в массовых сценах, например, в «Оживленном саде». Они-то и стали «изюминкой» спектакля.

– Я слышала, что пермский «Корсар» будет полноценной премьерой, ибо для нынешней версии многое перерабатывается.
– Существенные отличия непременно будут, особенно в первом акте. Это связано с тем, что я наконец-то получил оригинальные материалы из Парижской оперы. Дело в том, что когда я только взялся за работу над балетом «Корсар», то оригинального нотного материала у меня на руках не было. Только спустя какое-то время выяснилось, что что в архивах Парижской оперы этот материал все же сохранился. Я рассказал об этом своему другу Юрию Бурлаке (Большой театр), использовавшему эти архивные записи при постановки своего «Корсара» (напомним, эта постановка номинировалась на «Золотую маску-2008»). Однако в Большом не использовали многое, что лично мне показалось крайне любопытным, поэтому пермская версия «Корсара» получилась нестандартной – благодаря этим записям, переданным мне (за что я очень благодарен). Кстати, кроме изменений в первом акте, во втором также появились два новых номера. Один – специальный детский танец (придуманный по желанию театра), где будут заняты ученики самых младших классов. Вообще у нас в спектакле будет занято очень много детей. Думаю, это правильно. Вспоминаю, как сам учился в Вагановском училище. Мы все время были задействованы в спектаклях Кировского театра, это была огромная артистическая школа. Не говоря уже о том, что малыши на сцене всегда трогают зрителя.

– Вы известны как хореограф, умеющий бережно «оживить» самые «пыльные» образцы старинной хореографии. Насколько сложно вписывать авторские вещи в контекст хореографии старинной эпохи?
– Я не реставратор – в отличие от того же Большого театра, я не стремлюсь к полной реконструкции спектаклей. Я стараюсь жить сегодняшним днем и учитывать особенности конкретного театра, в котором работаю. Да, Большой или Мариинский театры могут позволить себе «исторический спектакль», на который приходишь, как в музей. Но в иных театрах это вряд ли пройдет – публика может и не досидеть до конца спектакля. Мне ближе «живой», динамичный спектакль, где пантомима будет строго дозирована (например, обещаю, что вы увидите танцующих пиратов), а все затягивающие моменты убраны. В то же время в основе нашего спектакля лежит удивительно гармоничная хореография Мариуса Петипа, обрамленная декорациями и костюмами, что были восстановлены по разным старинным эскизам Борисом Каминским и Еленой Зайцевой. Так что это точно будет красивое зрелище.

– Как завязалась ваша дружба с пермским театром, где были найдены точки соприкосновения?
– Собственно, «Корсар» и стал такой точкой! Сейчас мода на «Корсар» во всем мире. Известны спектакли Большого и Мюнхенского театров, скоро планируется премьера в Римской опере. Я ставил этот спектакль в Чехии, Румынии и Турции – в странах, где до этого «Корсар» был неизвестен публике, но вызвал настоящий фурор и до сих пор идет с аншлагами. Когда пермский театр задумался о своей постановке, руководство просмотрело различные версии разных театров и остановилось на моей. Очень благодарен художественному руководителю театра Георгию Исаакяну и руководителю балета Наталье Ахмаровой, и за то, что они выбрали именно меня. Это честь – работать здесь, в одном из лучших театров страны. Например, это большой плюс, что Наталья Ахмарова всегда в курсе всех последних балетных тенденций и идет в ногу со временем, к тому же она – великолепная балерина, и ей есть что передать новому поколению. Это помогает в подготовке спектакля.

– С чем, на ваш взгляд, связана такая мировая популярность «Корсара»? Известно же мнение многих балетных критиков, которые считают и музыку – не гениальной, и сюжет – посредственным, и хореографию – традиционной. Да и многочисленные переработки не могли пойти спектаклю на пользу. В чем же секрет?
– Одна из версий – популяризация пиратской темы вообще, связанная с успехом кинотрилогии «Пираты Карибского моря». С другой стороны, настал тот момент, когда многие театры захотели обновить свой репертуар и обратились к «Корсару», который дает свободу для творчества. В этой постановке «большие» театры могут проявить себя во всей красе – интрига в сюжете, приключения, происходящие на фоне притягательного восточного колорита, возможность показать мощь труппы в массовых сценах…

– Кроме того, что вы преподаете в академии русского балета им. Вагановой, вы являетесь художественным руководителем и основателем фестиваля «Dance open» в Санкт-Петербурге. И если говорить о современных тенденциях, то вот где они проявляются в полной мере – на фестивалях и конкурсах. Однако в последнее время фестивалей в мире балета стало так много, что временами непонятно, как ему обрести свое неповторимое лицо.
– В Петербурге главный – это фес­тиваль Мариинского театра. Поэтому мы старались сделать свой фестиваль именно открытым, чтобы каждый мог прийти, посмотреть мастер-класс (у нас есть три уровня: начинающие, продолжающие и профессионалы), например, иностранцы могли бы позаниматься у лучших педагогов Мариинского театра и академии русского балета им. Вагановой. Посмотреть спектакли Мариинского и Михайловского театров. Заканчивается «Данс опен» грандиозным гала-концертом звезд мирового балета. А участники могут увидеть именитых танцовщиков на сцене и пообщаться на фуршете. Конечно, для учеников, молодых исполнителей это счастье. В мире такое редко встречается.

– Не кажется ли вам, что фестивалей слишком много и публика не успевает уследить за всеми?
– Вопрос в том, смогут ли организаторы найти свою нишу, избежать повторения. К нам школы приезжают по три, по четыре раза. Для публики любопытно узнать, как развивается современный балет за рубежом. А на гала мы стараемся показать новых звезд – тех, кто уже успел утвердиться в этом статусе, но незнаком петербургской
публике. Например, именно на нашем фестивале впервые танцевал в Петербурге Иван Васильев (Большой театр), а после этого его стали приглашать в другие театры.

– «Лицо» последнего вашего фестиваля, Николай Цискаридзе, на недавно прошедшем в Перми «Арабеске» довольно критично высказался о российских балетных конкурсах и педагогах, которые губят лучшее, что есть в талантливых детях. Неужели все так пессимистично?
– Это, конечно, сложный вопрос. С одной стороны, это бывает, с другой стороны, именно благодаря педагогам наш балет выжил в тяжелые постперестроечные десятилетия, когда не было ни условий для работы, ни адекватных зарплат. Однако великие традиции русского балета удалось сохранить. Я не склонен смотреть на мир сквозь розовые очки и прекрасно понимаю, что средний уровень артистов балета в последнее время все же упал. Если раньше в каждом театре была своя яркая пара ведущих танцовщиков, имена которых знала вся страна, то сегодня таких индивидуальностей мало. Еще меньше информации из этих театров выходит на федеральный уровень.
 В академии Вагановой на кафедре хореографии я тоже вижу проблемы с педагогами: одни в свое время уехали из страны, другие уходят на пенсию, а образующийся вакуум не заполнен средним поколением, новыми заметными именами. Тем ценнее, что где-то традиции сохраняются. Например, здесь, в Перми. В академии Вагановой раньше педагоги ездили по всему Союзу и отбирали ребят с заметным твор­ческим потенциалом. Сегодня этого не происходит. В иные года – даже недобор мальчиков. В этой связи можно говорить об изменении общественного сознания, о том, что балет перестал считаться элитарным искусством, стал меньше пропагандироваться.

– На этом фоне не возникает волнения за судьбу искусства?
– Пока – нет! Хотя стоит признать, что в балетном мире сегодня не все идет гладко. Например, очень давно не слышно ярких имен-открытий танцовщиков и хореографов, не видно новых спектаклей-событий, встряхивающих сознание. Нынешние звезды балета в основном имеют локальную славу – в своем театре или стране. Но, с другой стороны, интерес к классическому танцу остается высоким! И это утверждение подкрепляется и аншлагами на гастролях известных балетных трупп, и тем, что такие названия, как «Лебединое озеро» или «Спящая красавица», непременно присутствуют в репертуаре всех ведущих музыкальных театров мира. Грандиозные, роскошные классические спектакли всегда были и будут востребованы самой требовательной публикой.
Проблемы есть с экспериментами в танце – если на премьеру современного спектакля билеты продаются, то спустя несколько месяцев интерес публики практически сходит на нет.

– Вы сейчас говорите про провинцию?
– Нет, так происходит по всему миру. В «Ковент-Гардене», Парижской опере, Берлине или «Нью-Йорк Сити Балле» – названия на афишах одни и те же: «Лебединое озеро», «Жизель» «Ромео и Джульетта»… Роскошные декорации и костюмы, понятный сюжет – это отличает любой национальный театр, является залогом успеха у зрителей. А эксперименты – ведутся, но не приживаются.
Баланчин – это ближе к классике, чем, например, Дэвид Доусон или Уильям Форсайт: на вечерах их хореографии пустые кресла в зале никого не удивляют. Сказывается традиционное воспитание зрительского вкуса на многоаспектных балетах, отсутствие культуры восприятия одноактных балетов, новых имен… Но тут надо добавить, что такая картина типична для всего мира, и не стоит нелюбовь к современным одноактным балетам относить к исключительным особенностям российского менталитета.
Даже за счет приезжих – казалось бы,в Петербурге очень много туристов – не заполняется зал. «Большие» театры созданы для «больших» спектаклей. Для экспериментальных постановок существуют особые площадки – это мировая практика.
Но вы не представляете, какая это огромная школа для труппы – танцевать Баланчина и других современных хореографов! Без этого невозможно творческое развитие. Когда ты не окунаешься во что-то новое, то начинаешь стагнировать. И это большая заслуга театра, который активно работает в этом направлении, находит возможность ставить современную хореографию, классику конца
XX века на пермской сцене.

– Может быть, это не так уж и плохо, и стоит использовать эту любовь к классике…
– Современные хореографы зачастую используют знакомые каждому с детства названия, чтобы привлечь публику в зал. Так, придешь, скажем, на «Спящую красавицу» – и не узнаешь сюжет: спящая красавица окажется запертой в сумасшедшем доме… Я считаю невозможным пользоваться такими приемами. Например, недавно я работал над постановкой «Золушки» в Сараеве (Босния и Герцеговина), но на афише была написано, что музыка – И. Штрауса, либретто – Яны Темиз (Турция), действие происходит в 60-е годы прошлого века в одном из модельных агентств. И это действительно новый спектакль, не имеющий отношения к классической «Золушке» Прокофьева.

– Удалось вывести секрет успешной постановки?
– Это невозможно – в этом и прелесть нашего искусства. Непременные составляющие – тяжелый труд всех создателей спектакля, артистов… Есть очень много факторов. Однозначно можно сказать одно: за последние 15 лет настолько изменились культура, традиции восприятия театрального действа да и сама публика, что нужно, чтобы прошло время, чтобы разобраться во всем.
Но я много раз видел, как просто провальный спектакль, сделанный откровенно халтурно,
публика так хорошо принимает… Многое зависит от агрессивной рекламы, которая каждому способна внушить мысль о великолепии увиденного на сцене, – тогда зритель постесняется сказать о своих истинных чувствах и будет аплодировать. Хотя иногда не помогает никакая реклама – так, скандально разрекламированную мюнхенскую премьеру «Онегина» зритель не принял. Так же не принял зритель новое прочтение оперы «Онегин» в пражском национальном театре,где режиссер из Германии сделал всех героев пьяницами, спектакль прошел два раза, и его сняли. Однако немного позже на этой сцене мой балет «Онегин» стал одним из кассовых и любимых спектаклей не только пражского зрителя.

– Следующий ваш спектакль – тоже из разряда классических раритетов?
– Осенью я приступлю в Баку к работе над балетом «Семь красавиц», постановка которого приурочена к юбилею Кара Караева. Кстати, я знаю, что в пермском театре с успехом шел этот балет в хореографии В. Салимбаева.В последнее время спектакль «Семь красавиц» сошел со многих афиш. Однако в связи с юбилеем спектакль возвращается. Уже написано Яной Темиз совершенно новое либретто. Обычно она пишет романы, детективы и совершенно потрясающие либретто, читая которые сразу представляешь себе красочный фильм. На этот раз это будет неоклассика.
Мы не модернизировали сюжет и не создавали нечто претендующее на новое прочтение, – наоборот, решили обратиться к первоисточнику, поэме Низами Гянджеви. «Семь красавиц» – одна из частей его знаменитой «Пятерицы», или «Пятикнижия», и в новом либретто нам хотелось отразить и сохранить сам дух поэмы, вдохновившей Кара Караева на написание его прекрасного балета. Разумеется, такое сложное литературное произведение, с множеством персонажей, сюжетных коллизий и вставных новелл и притч, невозможно превратить в двухактный балет без потерь и сокращений, но, надеюсь, кое-что нам удалось и мы не разочаруем зрителя.
Работаем мы с ней и над балетом «Джеймс Бонд», который хочу в дальнейшем предложить и пермскому балету.

– О чем еще мечтается?
– Хотелось бы поставить абсолютно новый спектакль с мировой премьерой, например, «Морской разбойник» (Не путать с «Корсаром»!) Таким образом, была бы продолжена моя «балетная Пушкиниана»: в 1999 году я поставил на сцене Пражского национального театра балет «Онегин» на музыку из произведений П.Чайковского по одноименному роману в стихах А.С. Пушкина.
Балет «Морской разбойник» Адан, вдохновленный поэмой Пушкина «Бахчисарайский фонтан», написал в Санкт-Петербурге специально для русской публики. Шел этот балет, поставленный Тальони почти полтораста лет назад, только в России. Новая постановка могла бы стать событием не только для балетной России, но и для балетной Европы.

Наталья Смольковская.