Новости культуры. Пермь

В Перми произошло важное, редкое, знаковое событие – судьбу писателя современной России обсуждали не критики, филологи и журналисты, а сами литераторы, создатели текстов, вступившие в откровенную дискуссию. А студенты Пермского государственного университета (и не только студенты), пришедшие на философский диспут цикла «Мусаелян против», стали «зрителями» «судебного заседания» по «делу» о российской литературе.

Основная заслуга принадлежит задававшему тон беседе профессору философского факультета ПГУ Льву Мусаеляну, выбравшему амплуа провокатора (к чему, кстати, обязывало название диспута – «Мусаелян против»). Вопрос на повестке дня стоял крайне непростой, и, как выяснилось, способный вызывать самые горячие споры.
Почему родилась фраза «поэт в России больше, чем поэт»? Применима ли эта формула к современной России? Писатель – это призвание или профессия? если призвание, то каково призвание писателя сегодня и каков определяющий мотив его творческой деятельности: известность, самовыражение или деньги?
 В очередной раз профессор Мусаелян объединил выразителей разных точек зрения, не забыв сообщить и собственную. Сравнив литературу прошлого времени с современной, он резюмировал, что брезгливость стала чуть ли не основной реакцией на последнюю. Побрезговал профессор книгой Э. Лимонова «Это я, Эдичка». Обсуждение произведения одиозного писателя, кстати, стало своеобразным лейтмотивом дискуссии. Так, поэт Юрий Беликов заявил, что книгах – о любви и за грубой формой высвечивается ранимая душа автора…
Через государство
Дмитрий Ризов:
– Мир сходит с ума. Наша жизнь – кувыркучая плоскодонная лодочка, не заметишь – перевернется. Два года назад у меня убили сына, я столкнулся с прокуратурой и обнаружил страшную вещь: то, что там творится, – это надругательство над здравым смыслом – неизвестно куда пропадают целые тома уголовных дел… Вокруг идет тихая гражданская война – как иначе можно назвать засилье коррупции, нищету? В последнее время я думаю: хорошо, что люди не живут долго. Ведь степень оптимизма зависит от длины прожитого отрезка жизни. Только молодежь способна питать светлые устремления, вершить поступки, а старшему поколению трудно без ужаса смотреть на жизнь. Одна из задач литературы поэтому – усилия по восстановлению государства.
Но вместе с тем художественное произведение может быть лишено публицистического пафоса. Задача литературы – вылепить облик современной России. В произведениях, к примеру, Алексея Иванова я нахожу образы, которые, напрямую не пропагандируя любовь к Родине, тихо проникают в сердца… Удивительно тонко прописанные, они воспринимаются как родные, близкие – в этом сила художественного слова.
Вольный художник
Юрий Беликов:
– Несколько лет назад мы ехали в поезде с английской поэтессой Дженни Луис, и когда Дженни смотрела в окно, на лице у нее появлялось выражение какого-то ужаса. На мой вопросительный взгляд Дженни произнесла: «Огромные пространства рождают тоску…»
На мой взгляд, в великой, большой стране и поэт должен быть большим и великим, соразмерным просторам своей страны.
Поэт на Руси – пророк, провидец, антагонист власти. Поэт и царь – между ними, как равными, но не находящими компромисса, протекает вечный диалог. Екатерина Вторая – Державин. Николай Первый – Пушкин. Есе­нин – Троцкий. Сталин – Пастернак и Мандельштам. Хрущев – Вознесенский. Высоцкий – Политбюро ЦК КПСС. Брежнев – Солженицын. Горбачев – Астафьев. Наконец, опального Лимонова Путин заклеймил словами «мой личный враг».
Евгений Евтушенко, поэт эпохи 60-х, советский поэт, стал, по мнению большинства современных писателей (в том числе и по моему), заложником своей формулировки (ведь это ему принадлежат слова «поэт в России больше, чем поэт»). Став «парт­нером» советской власти, он перестал быть свободным поэтом. Сделав себя больше, он сделал себя меньше.
 В данном контексте мне вспоминается поэтическое эхо замечательной Риммы Казаковой. «Поэт в России меньше, чем поэт», – с горькой иронией писала поэтесса, и далее: «Мы не нужны политике»…А после того как кто-то произнес: «Поэт в России – лишь поэт», появились совсем грустные, но правдивые строки: «Поэт в России меньше, чем сержант».
И эти слова подтверждает наша действительность: взять хотя бы сегодняшнюю пишущую Пермь – всплывает в сознании история избиения милицией поэта Владислава Дрожащих и судебный процесс над писательницей Ниной Горлановой – позорные случаи попрания поэта толпой.
 В современной России поэт исчерпал свое значение. Поэта больше не ценят. Сегодня общество заказывает музыку и литературу, вот поэты нынче и переквалифицировались в телевизионных «звезд», радиоведущих…Не побоюсь назвать такого «поэта» парикмахером, ремесленником: человека, с экрана рифмующего смыслы в угоду массовому, неискушенному зрителю, – неужели его можно назвать как-то иначе?
Больше, чем гражданин
Владимир Киршин:
– Сегодняшний писатель наконец-то перестал быть советским, вывалился из этого лукошка. Мотив собственной значимости возобладал в жизни писателя и в литературе. Как сказал Виталий Кальпиди, литература – это частное дело людей.
Цитируя Герцена, скажу за всю братию: мы – не лекарство, мы – боль… Но важно различать боль от обиды: от обиды человек слепнет, от боли (или сочувствия – как устоявшейся боли) – прозревает. Остается пустяк – выразить. Этот «пустяк» и есть профессия, которой мы, писатели, обнимаем весь мир, а не какие-то отдельные интересы группы лиц, как то было в Советском Союзе. А посему хочу сказать: лирик больше, чем гражданин. Но все же писатель­ство – интимное дело.
Вечный двигатель писателя
Алексей Мальцев:
– Нельзя рассматривать автора и его детище отдельно от той эпохи, в которую он жил и творил: так, нельзя рассматривать «Черный квадрат» Малевича в отрыве от 
1913 года – художник и время связаны одной пуповиной.
Великий движитель писателя – скука. Наскучила Владимиру Владимировичу пуританская мораль – он «вылепил» свою «Лолиту». Наскучила Михаилу Афанасьевичу костность соцреализма – он взял да сваял «Мастера и Маргариту»… Вспомните, чем заканчивает Гоголь свой «Миргород»: «Скучно на этом свете, господа»…
Писатель – не поэт
Павел Чечеткин:
– Наконец-то и я вскочил на санки вашей дискуссии. Сразу скажу – я против низведения слов «писатель» и «поэт» до синонимов. Поэт особенен тем, что имеет право быть только поэтом, в то время как писатель может заниматься каким-нибудь ремеслом – быть, к примеру, журналистом. Поэт отображает на бумаге свои ощущения, в то время как писатель держится определенной идеи. Поэзия – своего рода попытка извлечь граммы радия из тонн железной руды. Что касается использования ненормативной лексики в стихах – если эти слова использует одаренный человек, то даже такая поэзия будет считаться высокой.
Степень ответственности равна степени влияния
Алексей Иванов:
– Социальная роль и статус были присущи поэту в XIX веке, когда литература была синкретична, была «нашим всем». Но когда «эшелоны расцепились на вагоны», писательство стало профессией. Пусть даже в нее идут по призванию, когда человек воспринимает мир как текст и пишет потому, что не может не писать.
Мотивы творческой деятельности у всех писателей разные, и даже деньги, я считаю, одна из их составляющих, но не главная. Гражданская ответственность писателя ничем не отличается от гражданской ответственности любого человека. Степень ответственности писателя не очень высока, так как зависит от степени влияния на общество, а влияние это сегодня минимальное.
Отвечая на вопросы, словно заполняя анкету, Алексей Иванов пропустил последний из них – о будущем российского писателя. Думаю, все-таки оно есть, это будущее, и состоит, не в последнюю очередь, в роли самого Иванова – отсюда эта простота и лаконичность его ответов, находящие оправдание в таланте писателя.
Несмотря на накал, дискуссия подтвердила казалось бы избитые, но оттого не менее актуальные тезисы о том, что литература в России была и остается выразительницей общественного сознания; сколько людей – столько мнений; а истину определит время.
Екатерина Федюкова.