[PRO]
Но это и есть наша культурная ситуация: драматические критики не знают музыки, музыкальные – слепы, архитекторы ничего не читают, профессора театральных школ пишут с чудовищными грамматическими ошибками и совсем не ставят запятых, писательница ненавидит «Черный квадрат» за то, что он черный, а ей больше нравится фисташковый, «балетные» не знают и не понимают вообще ничего. Здесь никто не ощущает культуру как единое и непрерывное пространство. Любопытно, что опера — как линза, в которой сходится все: музыка, театр, литература, архитектура, дизайн, живопись и так называемое современное искусство. И именно потому пространство оперы так актуально сегодня в европейской культуре. В опере работают лучшие режиссеры кино и театра, лучшие архитекторы, дизайнеры, художники.
Дмитрий Черняков – режиссер и художник-постановщик, обладатель «Золотой маски» и других престижных премий, Большой театр.
[CONTRA]
В последнее время мне нравится, что происходит в мире. Однако тоски тоже много, особенно в оперном искусстве. Это самое безобразное из искусств, это даже и не искусство вовсе, а какая-то техника современного спорта. Многие из певцов, поющих в опере, просили меня помочь им, словно я тренер. В общем, огромная тоска и отвращение. На оперы ходят просто больные люди. Купить дорогой билет – для них это хобби. В опере все страсти одинаковы, нет чистоты чувств, сплошной маньеризм. Возьмем некоторые спектакли, в которых поет Монсеррат Кабалье или Рене Флеминг. Хочется просто встать и уйти. Ведь существуют в режиссуре Ежи Гротовски и Тарковский, Питер Брук и Куросава? Почему же опера должна быть такой дешевой? У меня есть друзья, которые плачут от того, как ужасно поют хоры, и как безобразно, без утонченности, все это сделано. Голос – не главное. Самое главное – способность управлять, а чтобы правильно управлять, ты должен, прежде всего, иметь вкус и утонченность. А что читают наши певцы? Оттого-то мы слышим ноты и звуки, а музыки нет. Что-то случилось с музой-музыкой, ее священнодействием.
Теодор Курентзис, дирижер, Новосибирский театр оперы и балета.
У каждого пермского театра есть свои опознавательные приметы: так, если экс-драмтеатр выделяется бесшабашностью хулигана, театр «У моста» заряжен мистикой, «Балет Панфилова» берет визуальным шоком, то пермский театр оперы и балета имеет вид крайне респектабельный.
Здесь самые смелые инновации имеют хорошо оформленный и дорогой вид, а культ классической музыки царит даже в детских сказках или в «Джазовой элегии» вечером 31 декабря. Что ж поделаешь, таковы правила этой удивительной игры: здесь шестьсот человек разных специальностей работают ради трехчасового музыкального действа. Однако все же в этом случае мы имеем дело не с одним, а, скорее, с двумя театрами – оперным и балетным. В чем особенность пермского балета, знают, пожалуй, уже все: традиции Мариинского балета, танцевальная техника и сценическая культура, целостность солистов и кордебалета. Пермским балетом восхищаются и приезжие критики, и заядлые театралы, и случайные зрители, раз в жизни зашедшие в театр – зато выходящие с ремаркой «как здорово ногами машут!» Вообщем, любой пермяк, вне зависимости от степени причастности к театру как таковому, пермский балет неизменно считает чем-то родным и называет «нашим». А вот с оперой долгое время было сложнее – хотя впервые Пермь увидела именно оперную труппу (еще в последней трети позапрошлого века). Может быть, дело в том, что как любит повторять Галина Вишневская – опера требует подготовленного зрителя? Неподготовленному понять, о чем поют со сцены, невозможно, да и вообще не русское это дело – оперное пение – и лучше его оставить итальянцам. К счастью, пермская опера, наплевав на подобные суждения и не заметив тот факт, что ни консерватории, ни иного музыкального театра в радиусе 300 – 400 километров не наблюдается, пошла по собственному непростому пути, взявшись за постановку эксклюзивных мировых опер, которых не то что в России, а иногда и в мире никто не решался трогать. И заставив-таки говорить о себе как о серьезном оперном центре.
Одно осталось неизменным: солисты в пермской опере в основном пришлые: кто нежданно перекочевал из других профессий, других «привезло» к нам художественное руководство. Последним, наверняка, тяжелее вдвойне: всегда и везде любят «своих» и «родных», а к чужакам привязываться не хочется: ведь как приехал, так и уехал. И чтобы оставить заметный след не только в театральных программках, но и в живой памяти города, нужно нечто большее, чем самый великолепный голос.
Памятуя о том, что величие театра – не только в его традициях и в прошлом, но и в том, что он сможет предложить в будущем, обратим внимание на события, дающие право думать, что оперная труппа в будущим не разочарует.
Дмитрий Бобров — солист молодой, всего второй сезон проводящий в театре, однако его изображение наиболее часто появлялось на наших страницах в последние два месяца. А все потому, что именно он спел партию Орфея в одноименной опере, при том наглядно показав, зачем оперному певцу нужен драматический талант. Вполне логично, что под занавес года мы решили познакомиться с ним лично. Заодно узнали о родном городе массу приятных вещей, которые мог заметить только москвич:
– На самом деле я пришел в Пермский академический театр оперы и балета три года назад, но в первый год так и не смог ни в чем поучаствовать: сначала ездил на экзамены в Москву, так как заканчивал консерваторию, после у меня была поездка на фестиваль во Францию, затем ездил на прослушивание в Нью-Йорк, после чего уже оркестр уехал на два месяца на гастроли… Поэтому фактически в труппе нахожусь всего второй сезон.
– Как вообще вас занесло так далеко от родной Москвы?
– Случайно. Как-то узнал, что здесь требуются певцы для участия в разовом спектакле, и приехал на прослушивание. Но спел не очень удачно, и Георгий Георгиевич (Исаакян) мне сказал, что поучаствовать в этом спектакле у меня не получится. Но можно остаться в театре. И я остался. Хотя это был немножко отчаянный шаг.
– Как так?
– Это для меня самого до сих пор загадка. Одновременно со мной прослушивались две девочки, которых расхваливали на все лады, но больше я их так и не увидел. А мне сказали: «Вы, молодой человек, пели плохо, так что вам придется остаться». Дома меня начали отговаривать: мол, я себя похороню, никто никогда обо мне как о певце не узнает, и вообще это самоубийство. В консерватории разразился скандал, ректор страшно меня ругал: «Дима, ты сума сошел, какая Пермь, это же за две тысячи километров, как же я буду слушать твой выпускной спектакль?» – «А я вас приглашу» – «Что? Пошел вон отсюда!»
Но на самом деле все оказалось ровно наоборот: некоторые мои знакомые из консерватории, находясь сейчас кто в театре Станиславского, кто в «Новой опере», за шесть лет спели не более пяти партий – и то в два слова – и фактически появляются на сцене раз в год. Понятно, что при этом человек деградирует в музыкальном отношении – раз нет публики и нет практики настоящих спектаклей. А у меня есть возможность распеться, за что я действительно очень благодарен художественному руководству театра. Здесь можно спокойно работать над собой, исправлять ошибки, при этом мне предлагаются те партии, которые действительно хочется петь. Да и с утверждением про «похоронил» мои знакомые тоже поторопились: в том числе московские газеты написали про «Орфея», и по телевидению показали — даже барочным музыкантам (из Московской филармонии – Александр Суетин и Анна Тончева), которые играли на премьере, звонили из Неаполя с поздравлениями по такому случаю.
– То есть не жалеете о переезде?
– Не важно, где заниматься искусством. Хотя, если честно, насколько мне повезло с театром, я узнал уже после того, как стал здесь работать: о том, что здесь проводится много экспериментов, например, впервые была поставлена «Война и мир», и вообще идет то, чего нигде в России больше не увидишь. Я уже давно задумывался о том, что постоянная столичная беготня не дает возможности сосредоточиться на творчестве. И то, что пишут о новых спектаклях, только подтверждает эту мысль: в столице качество может ухудшаться от постановки к постановке. А здесь всегда есть поступательное движение. Например, меня здесь держат интересные творческие задачи. В феврале – великолепная партия Жермона в «Травиате», о которой можно только мечтать, хотя она возрастная, поэтому для меня крайне сложная. И конечно, «Орфей». Сначала руководство вообще сомневалось, найдутся ли в театре люди, способные исполнить эту наисложнейшую партию. Хотя в ней нет предельных нот для баритона, но есть фразы, написанные почти на предельных нотах.
И это еще не все – в арии Орфея заложена интонация плача: то есть нужно справляться с техникой и выдерживать сценический рисунок – это сверхсложная задача. Но именно благодаря ей я родился как певец: если сравнивать эту партию и записи моих предыдущих выступлений, создается ощущение, будто поют два разных человека. Есть репертуар, который заставляет голос звучать по-другому: после Монтеверди у нас все певцы запели другими голосами, почти по-итальянски! Почему? Ответ очень прост: когда на репетициях кто-то из нас пытался запеть как раньше, Валерий Платонов (дирижер спектакля) оборачивался и говорил: «Не ори». Теперь я пытаюсь перенести эту манеру из «Орфея» в следующие свои работы, но пока не знаю, насколько это вообще возможно. Буду стараться.
– За «Орфея» никто в России до этого не брался – так как было непонятно, как он должен звучать. А вам приходилось раньше сталкиваться с чем-то подобным?
– Как оказалось, язык добарочной оперы Монтеверди имеет много общего с современной оперой. Могу судить, так как на фестивале l’Atelier lyrique Opus я пел главную партию – Лесника в «Лисичке-плутовке» Леоша Яначека, современной психологической и философской опере, с такими же длинными монологами, как в «Орфее». Кстати, когда я был в Нью-Йорке, один маэстро сказал, что я мог бы сделать карьеру именно как барочный певец, потому что у меня хорошо получаются технические места, беглости.
– Как известно, пермский театр отличается тем, что чаще всего здесь есть два, а то и три равнозначных состава, так же и планировалось с «Орфеем», но ваш партнер заболел. Вы это расцениваете как удачу?
– Мне очень повезло, так как все репетиции достались мне — в два раза больше, чем предполагалось. И только к последнему спектаклю начало получаться что-то более-менее внятное. И понятно, что если бы это все было поделено на два, я бы подошел к спектаклю совсем «сырым».
– Может быть, вы себя недооцениваете?
– Дело не в этом, просто мне объективно не хватало именно сценической работы. У меня папа – баритон, и с самого младенческого возраста меня обучали пению, нотной грамоте и всему прочему – еще до музыкальной школы. Затем было и дирижерское училище, и вокальное, и консерватория – даже трудно подсчитать, сколько я находился в этом процессе. Но потом оказалось, что настоящее обучение возможно только на сцене! Только когда ты выходишь на публику, начинаешь понимать, что ты делаешь неправильно, над чем нужно еще поработать. А пение в классе – занятие достаточно бессмысленное. Вернее, необходимое лишь для того, чтобы выучить текст. Но расти можно только на сцене. Приехав в Пермь и прослушав все оперы, я понял, что мне придется все начинать с ноля.
– Исторически сложилось так, что многие пермяки предпочитают балет. Чего не хватает, чтобы привлечь новую публику в оперу?
– Если говорить совсем просто, то тут вопрос упирается в финансирование: есть деньги – есть хорошие певцы. Вот и все. Но есть и другая сторона. У итальянцев есть такая пословица: «Кто умеет петь Верди, тот умеет петь». И очень жаль, что у нас в театре мало затронут пласт вердиевской музыки – та же «Травиата», которая поется по-русски с русской же манерой вокализации. Есть еще «Риголетто», но он идет крайне редко, и обычно с приглашенными певцами. Этого мало, чтобы почувствовать вершину оперного искусства, каковой является музыка Верди. К счастью, репертуар опер Верди будет расширяться: в этом сезоне должна состоятся премьера «Отелло», в более отдаленных планах – даже «Дон Карлос». Если у нас будет ставиться больше вердиевской музыки, это повлияет на певцов так же, как «Орфей».
– Может быть, вообще русский язык – не «оперный»?
– Это абсолютный миф. Русский – такой же певучий язык, как и итальянский, вспомните, например, Шаляпина. В отличие от английского языка, который точно не подходит. Я абсолютно не представляю, как на нем петь.
– А про то, что певцы часто забывают слова и просто «мычат» – просто зрители не могут разобрать слов, – тоже миф?
– Вот это уже правда. Иногда бывает смешно и удивительно, когда твой партнер забывает слова всем известной арии и начинает нести полную околесицу. Но мне в этом смысле очень сильно повезло: еще учась играть на фортепиано, я запоминал последовательность не головой, а пальцами.
– И получается, певцом стали тоже машинально – из-за родителей? Или было какое-то откровение, подтолкнувшее к этому выбору?
– Когда я был еще совсем-совсем маленьким, у нас был черно-белый телевизор, и по нему в костюме клоуна кто-то пел свершено потрясающую арию. Даже не знаю, что это был за спектакль и что за певец. Но меня это потрясло просто до слез, и мне захотелось вырасти и научиться так же петь.
– Профессия именно оперного артиста печальна тем, что слишком многое зависит от физического состояния. Вас уже подводил голос?
– В мае этого года я сильно заболел трахеитом, ходил месяц с кашлем, оказалось, что сужена бронхиальная трубка, поэтому не получалось подать нормально дыхание на связки. Но мне тогда показалось, что отказаться от оркестровых репетиций было бы проявлением трусости, и я все-таки вышел в таком состоянии петь. После чего, конечно, меня до спектакля не допустили. Больше я не болею.
– Выступаете вне стен театра?
– Мне нравится выступать в самых обычных школах. Я не знаю, кто придумал подобные выездные выступления – а они проходят около четырех раз в месяц – но это совершенно гениальная идея. И очень правильная, потому что именно в школе формируется вкус, понимание и в целом восприятие к искусству – и если в этом возрасте классическая музыка пройдет мимо подростка, то потом на оперу его ни за что не заманишь.
Разработано в студии «Сайт-мастер»
Работает на «CMS BS» версия 3.0
Вы попали на лучший информационный портал г. Перми, посвященнный событиям в жизни города. Мы стараемся как можно быстрее сообщить о новостях в городе, мероприятиях, а также проводим фоторепортажи и делаем интервью. Заходите, будем рады видеть Вас.
Вернуться на главную страницу
