Нет в Перми более притягательного театра, чем Пермский академический театр оперы и балета им. Чайковского. Премьеры, гастроли, уход из него артистов или появление здесь новых имен – все сразу становится предметом обсуждения почитателей и завистников. Почему? Может быть, потому, что за все 135 лет существования у него не было откровенных провалов, безвременья и даже затишья; потому, что некоторые постановки уже отметили пятидесятилетний юбилей, а выглядят как новые, поражая воображение даже искушенных зрителей. Но чтобы всему театру быть на «уровне», одни должны станцевать, другие – спеть, третьи – сыграть, четвертые – одеть и первых, и вторых, и третьих. Здесь кроме балета и оперы, есть оркестр, хор, художники и цеха. Именно на плечи последних ложится ответственность за картинку, с которой будет ассоциироваться и опера, и балет, и оркестр. И именно на них держится закулисная рутина, без которой не прожить: выбрать ту пресловутую вешалку и занавес, с которых начинается театр.
Елена Соловьева, главный художник Пермского театра оперы и балета, в прошлом – успешная художница, в оперный пришла из пермского драмтеатра, по сути, пожертвовав «свободными» занятиями живописью – не участвует в выставках уже шесть лет – некогда. Специализированных выставок в городе мало, а в самом театре главному художнику театра выставляться неэтично (на двух этажах сегодня можно увидеть уникальные фотоработы Сергея Мартынова). Хотя ее персональная выставка была бы настоящим подарком для театралов: кто как не она знает, как сделать красный без красной краски (коричневым рядом с синим) или заставить «исчезнуть» сиреневый костюм в зеленом лучше прожектора (он станет серым). И таких секретов у художников много…
Ход конем
– Ваши работы можно увидеть только на тематических выставках – современной или детской оперы, однако весь ваш кабинет в картинах. Не жалко?
– Работы в театре более чем достаточно. Театральному художнику представить свою работу широкой публике бывает непросто: например, когда шла работа над «Иолантой», то я делала не эскиз, а макет, для выставления которого понадобилась бы целая конструкция. Либо наоборот, иногда быстрее делать небольшие эскизы и чертежи, но они будет неинтересно смотреться на выставке. Так что выставочные эскизы приходится делать летом, постфактум, потому что каждый день, проведенный художником в раздумьях над эскизом , – это минус день в работе цехов.
Принцип нашего театра – не переносить премьеры. И чем быстрее сделает один, тем быстрее примется за работу другой: так, закройщики и швеи знают, чем быстрее они сошьют костюм, тем быстрее его «обживет» артист. Тем сильнее и продуманнее получится спектакль.
Кстати, кроме театральных выставок я участвую в выездных лабораториях, куда съезжаются художники из самых разных театров, привозя эскизы со своих спектаклей последних сезонов, делясь друг с другом мыслями и проблемами. Но это тоже не всегда получается, потому что наш театр обычно закрывает сезон запоминающейся премьерой.
– Вам не кажется, что профессия театрального художника не в пример зависимее, чем у коллег, не привязанных к требованиям композитора, постановщика, хореографа?
– Знаете, в музыкальный театр я пришла не сразу: поначалу мне самой казалось, что здесь возможностей меньше. Слишком много условий. В балетном спектакле должен быть свободный планшет сцены, значит, заведомо исключаются станки на полу; все, что ты можешь сделать, – подвесные декорации. Да и в опере много не нагородишь: не факт, что артисты смогут петь и делать сложные движения. Это же касается костюмов: своя специфика и в оперных, и в балетных.
Так что понимание, что ограничения – это не всегда плохо, пришло не сразу. Хотя «ограничение» – это неправильное слово.
Возьмем, допустим, древнерусскую живопись, где также был обозначен четкий канон, регламентирующий буквально все: как должен выглядеть лик ангелов, Христа и святых, какой должен быть фон иконы и количество слоев, даже форма лица – по лекалу! Но, тем не менее, у нас есть Рублев, Дионисий…
Царство детали
– Другими словами, талантливому человеку условности не помешают?
– Дело даже не в талантливости, а в том, что создание рамок и канонов – это просто законы игры, которые не могут быть отрицательными или позитивными. Шахматисту не придет в голову в обход шахматных правил ходить конем не буквой Г, а как-то иначе.
Так и в театре: когда начинается подготовка спектакля, собирается постановочная группа, чтобы обговорить, в какую игру они будут сегодня играть. Развить и сделать эту игру острой и интересной – дело игроков. Можно разыграть шахматную партию вяло, а можно – донельзя увлекательно. И оба случая будут в рамках одних и тех же правил. То же самое и в театре: можно не иметь никаких рамок, но не сделать ничего по-настоящему талантливого.
– И все же театр – не спортивное соревнование, нет-нет да кто-то свернет с намеченного пути.
– Иногда бывает, что ты договариваешься с режиссером о каких-то условиях игры, а он в ходе репетиции находит новые краски и ранее придуманные тобой детали не укладываются в концепцию. Однако до премьеры этот конфликт не доходит – всегда есть возможность договориться еще раз, даже если в результате получится несколько иной спектакль, чем задумывался. Единственное, через что нельзя перешагнуть в музыкальном театре, – это музыка. Можно придумать все что угодно, но если это противоречит музыке, это ни за что не сработает. Когда я работала над «Иолантой», музыка Чайковского звучала постоянно.
– Были ли у вас промахи, за которые вам стыдно или обидно?
– Могу вспомнить один случай, когда получилось не так, как надо, – балет «Шопениана». Мне показалось, что музыка Шопена – настолько легкая и парящая, требует такой же воздушной декорация – с кружевами, тюлем, полупрозрачными тканями. Но, как выяснилось, нужно было пойти от обратного: именно на плотной насыщенной декорации танцовщики смотрятся прозрачными и воздушными.
Новое и забытое старое
– Скоро Новый год; как его будет праздновать театр оперы и балета?
– На новогодние праздники у балетной и оперной трупп выпали гастроли, поэтому мы решили не делать новых спектаклей, а восстановить два «хорошо забытых»: «Сказку о трех королях», что шла у нас четыре года назад, и «Снежную королеву». Музыканты вспоминают музыку, певцы – арии, мы же подгоняем костюмы, ремонтируем пришедшие в негодность декорации.
– В конце ноября состоялась премьера обновленного спектакля Николая Боярчикова «Ромео и Джульетта». Понятно, что премьера – это событие, в которое надо вложить много сил и души, а обновленные спектакли – насколько это сложно?
– Видимо, вы будете удивлены, но обновленный спектакль – это даже сложнее, чем собственно премьера. Потому что тот, кто восстанавливает, не задает те самые правила игры, о которых я говорила. Их задали задолго до него.
Чтобы выпустить обновленный спектакль, нужно свести воедино музейные эскизы, оставшиеся декорации и костюмы. Например, один задник из «Царской невесты» просто пропал: видимо, с годами пришел в негодность. Пришлось искать чертеж в архиве и рисовать заново.
Со спектаклем «Ромео и Джульетта» – особая история. Придя в театр работать, я очень удивилась, посмотрев «Ромео и Джульетту», потому что этот спектакль у меня никак не сходился с тем, что я видела ребенком. Оказалось, что он просто обновлялся аж четыре раза! Даже Николай Николаевич Боярчиков, присутствовавший на торжествах по случаю 30-летия «Ромео и Джульетты» в Перми, свой собственный спектакль просто не узнал. И мы, учитывая его пожелания, восстановили спектакль: живопись, максимально – цвет. Однако восстановить полностью невозможно, так как слайды с первым вариантом спектакля выцвели, а за три десятилетия все переделывали и переписывали – в силу необходимости, ведь со временем вещи приходят в негодность. Не говоря уже о том, что был утерян тюль, закрывавший боковые декорации, и появились низкие потолки, открывающие всю «грязь».
С костюмами – тоже были свои сложности, так как в балете они часто перешиваются с приходом нового танцовщика – если одному удобна тесьма около локтя, другому она мешает и т.д. Таким образом, за десятилетия костюм видоизменяется чуть ли не полностью. Просмотрев слайды всех спектаклей, я одинакового комплекта костюмов не нашла. И мы пришли к выводу, что лучше сделать кардинально новые костюмы, максимально приближенные к идее спектакля.
Та же история – с цветами: на заднике в спектакле появляются два цвета: бордовый (Капулетти) и сине-зеленый (Монтекки). Последний в костюмах со временем «трансформировался» в фиолетовый, в результате получался откровенный диссонанс между одеждой героев и декорациями. Кстати, в новой версии, чтобы избежать цветового перегруза, мы выбрали сине-зеленый для Монтеки и терракотовый для Капуллети (а из зала он смотрится именно бордовым). Да, бордовый бархат – в отличие от терракота – есть во всех магазинах, а терракот работники театра собирали буквально со всей страны.
Между прочим, это одна из самых интересных тем для художника, в институте называется «отношение цвета» – когда можно «сделать» красный, но не за счет красного цвета, а используя иные оттенки. Потому что используй мы бордовый, то костюмы Монтекки пришлось бы делать ярко-зелеными, а в итоге на сцене получилось бы пестрота, разрушающая целостность спектакля.
Чтобы в костюмах, декорациях сохранить историю спектакля, работа была очень тяжелой, и проще сделать свой спектакль, чем спорить о том, как это было и как должно быть.
– Вообще обновлять приходится много?
– Хорошо, что мы каждый сезон обновляем хотя бы один репертуарный спектакль. У нас есть так называемые музейные спектакли, те, которые никогда не выйдут из репертуара. Это Москва может позволить иметь кучу театров – от «Новой» и «Геликон» оперы до Большого. Согласно художественной концепции нашего театра, мы должны показать зрителю все разнообразие оперных и балетных постановок. Поэтому приходится регулярно что-то обновлять: так, «Царская невеста» и «Орлеанская дева» были капитально «отреставрированы» в прошлом году. Спектакли «Князь Игорь», «Анюта» – частично, в свободное время где-то что-то подлатали. «Аида», «Травиата» – в планах следующего сезона. Все же зависит от количества «свободных» денег. Но сколько бы денег ни было, мы не можем допустить, чтобы это выглядело убого.
Столичность в провинции
– Вообще, приходилось слышать, что сама «столичность» «картинки», открывающейся взору зрителей после поднятия занавеса, – вот что отличает пермский театр от провинциальных аналогов.
– Главное – театр всегда выглядит достойно. Поэтому пермский театр оперы и балета так часто сравнивают со столичными. С одним «но»: если есть возможность сделать художественное оформление богаче, мы это делаем, но используя разные хитрости – например, заказываем писать декорации не в Москву, а в Екатеринбург или Новосибирск: там дешевле, а выглядит не хуже. У нас не всегда есть большие финансовые возможности покупать, но это не значит, что спектакль будет выглядеть хуже, – мы найдем выход.
Провинциальность – это не всегда плохо, некоторые хорошие традиции остались только в провинции, может быть, как раз потому, что финансовых возможностей меньше. У нас ребята задники убирают настолько аккуратно, что не каждый так будет вещи складывать в шкаф. Хорошему бриллианту – хорошая огранка: и было бы обидно, если бы нашим замечательным артистам мешали убогие костюмы и декорации – все должно быть на уровне! Вспоминаю, как во время наших гастролей Мариинском театре начальник осветительного цеха призвал своих рабочих «не позориться перед пермяками!» Сам факт отношения к пермскому театру мне очень понравился.
Разработано в студии «Сайт-мастер»
Работает на «CMS BS» версия 3.0
Вы попали на лучший информационный портал г. Перми, посвященнный событиям в жизни города. Мы стараемся как можно быстрее сообщить о новостях в городе, мероприятиях, а также проводим фоторепортажи и делаем интервью. Заходите, будем рады видеть Вас.
Вернуться на главную страницу
