Лечебный телегид

На сайте размещены материалы издания "Лечебный телегид", созданного и выпускавшегося редакцией ООО "Репортер плюс" начиная с №1 (от 7 августа 2006 года) по № 134 (до 16 апреля 2009 года).

Продолжение. Начало в № 7 (127) – № 8 (128).

Из восторженного жара в ледяной холод
В середине июля 1840 г. настроение писателя вдруг поменяло свой полюс, и из опьяняющего, восторженного жара больного бросило в ледяной холод. Как это иногда бывает при маниакально-депрессивном психозе, мания без всякого светлого промежутка перешла в противоположное состояние депрессии. И это было совершенно необъяснимо, непонятно для Гоголя: «Нервическое мое пробуждение обратилось вдруг в раздраженье нервическое. Всё мне бросилось разом на грудь. Я испугался. Я бросил занятия… Нервическое расстройство и раздражение возросло ужасно, тяжесть в груди и давление, никогда дотоле мною не испытанное, усилилось. К этому присоединилась болезненная тоска, которой нет описания. Я был приведен в такое состояние, что не знал решительно, куда деть себя, к чему прислониться. Ни двух минут не мог я остаться в покойном положении ни на постеле, ни на стуле, ни на ногах… С каждым днем после этого мне становилось хуже, хуже. Я понимал свое положение и наскоро, собравшись с силами, нацарапал, как мог, тощее духовное завещание».
Великий мастер слова изумительно точно описал состояние тревожной депрессии, достигшей степени так называемого раптуса (меланхолического неистовства), что наблюдается лишь в тяжелых случаях маниакально-депрессивного психоза, на высоте депрессивной фазы. При тревожной депрессии возникает двигательное беспокойство, больные суетливы, не находят себе места; при раптусе – кричат, стонут, рыдают, катаются по полу, рвут на себе волосы и одежду.
Во время «венской» депрессии Гоголь почти не спал и целых два месяца практически ничего не ел, только пил воду. Он очень исхудал. На высоте приступа Гоголь «имел какие-то видения, о которых он тогда же рассказал ходившему за ним с братской нежностью и заботою купцу Н.П. Боткину», то есть у пациента наблюдались даже зрительные галлюцинации, вероятнее всего мрачного, устрашающего характера, как это обычно бывает во время депрессии.
Писателя стали посещать ужасные мысли
Тоска и тревога достигли такой степени, что пришли мысли о нежелании продолжать жить. Впервые за 10 лет развития болезни у него появилось это чувство, так характерное для душевнобольных с выраженными депрессивными состояниями. Гоголь, готовясь к смерти, ожидая ее, написал духовное завещание.
Николай Петро­вич Боткин – брат знаменитого российского профессора терапии Сергея Петровича Боткина – «усадил Гоголя полумертвого в дилижанс» и привез его в Рим. В дороге состояние больного незначительно улучшилось, он впервые после длительного голодания выпил чашку бульона.
 В Риме Николай Васильевич начал совершать небольшие прогулки по улице, но при этом уставал так, как будто делал по 10 верст. Депрессия сохранялась. В октябре 1840 г. он писал М.П. Погодину: «Я до сих пор не могу понять, как я остался жив, и здоровье мое в таком сомнительном положении, в каком я еще никогда не бывал. Чем далее, как будто опять становится хуже, и лечение, и медикаменты только растравляют. Ни Рим, ни небо, ни то, что так бы причаровывало меня, ничто не имеет теперь на меня влияния… Вчера и сегодня было скверное время. Двух минут я не мог посидеть в комнате – мне так сделалось тяжело – и отправился бродить по дождю… Со страхом я гляжу на себя».
С Божьей помощью
Однако как ни тяжел бывает приступ депрессии, рано или поздно он проходит. В декабре 1840 г. Николай Васильевич почувствовал себя совершенно здоровым. Тоска и уныние исчезли сами по себе, кризисное состояние миновало. Поскольку во время приступа не было никакого облегчения ни от приема медикаментов, ни от других назначений врачей («уже медики было махнули рукой»), Гоголь свое неожиданное избавление от болезненных симптомов приписал Божьей помощи: «Теперь я здоров, благодаря чудной силе Бога, воскресившего меня от болезни, от которой, признаюсь, я не думал уже встать».
Такова картина переломного в жизни писателя (и больного) «венско-римского» кризиса болезни, длившегося 7 месяцев.
 В жизни писателя было много других приступов этой болезни, и нет нужды приводить их все. Маниакальные фазы по глубине и продолжительности эмоциональных нарушений уступали депрессивным фазам.
Справка
В фазу мании у больных маниакально-депрессивным психозом наблюдается повышенное, веселое настроение, они всем довольны, счастливы. Пациенты ощущают прилив неиссякаемой энергии, их обуревает жажда деятельности. Физически чувствуют себя прекрасно. Они необычно рано встают, причем бодрыми – и сразу занимаются какой-либо деятельностью. Трудоспособность повышена. Аппетит очень хороший, вплоть до обжорства, однако в весе больные не прибавляют. Стараются наряжаться по моде, часто экстравагантно.
 В эту фазу чувство собственного достоинства повышено, а критика к себе снижена. Часто дают всем советы. Нередко отмечаются сверхценные идеи и бред величия. Больные убеждены в наличии у них необыкновенных способностей и дарований.
Припадки радости
У Н.В. Гоголя было более 10 периодов патологически повышенного настроения. Не ставя задачи описать их все, к уже рассказанным двум добавим еще некоторые.
Критик П.В. Ан­ненков, близкий знакомый Гоголя, в 1841 г. приехал к нему в Рим и долго проживал вместе с ним в одном доме. По воспоминаниям Анненкова, Гоголь обнаруживал неожиданные вспышки озорства и ребячества. Он часто смеялся сам, смешил окружающих, рассказывал неприличные анекдоты. Временами на него находило такое веселье, что он вдруг прямо на улицах Рима начинал петь разгульные малороссийские песни, пускался в пляс, поражая даже итальянцев, тоже веселых людей, украинским трепаком. Однажды во время веселой пляски на улице он выделывал зонтиком в воздухе такие «кренделя», что в течение двух минут в его руках от зонтика осталась лишь одна ручка.
 В последнее десятилетие жизни периоды необычного веселья посещали Гоголя реже, чем в начале болезни.
Последнее гипоманиакальное состояние отмечено у писателя в июле 1849 г., во время его поездки из Москвы в Калугу, к своим знакомым Смирновым. Гоголь после предшествующих недомоганий почувствовал себя прекрасно недели за две до поездки; внешне он выглядел совершенно здоровым и необычно веселым, рассказывал смешные истории, находился в хорошем физическом тонусе, при ходьбе по улицам Москвы сопровождающие едва поспевали за ним. Во время самой поездки он еще более преобразился. Его попутчик Л.И. Арнольди вспоминал: «Мы много смеялись. Гоголь был в духе, наслаждался чудным, теплым вечером… Он беспрестанно останавливал кучера, выскакивал из тарантаса, бежал через дорогу в поле и срывал какой-нибудь цветок… Каждый вечер читал нам Гоголь „Одиссею“ в переводе Жуковского и восхищался каждой строчкой». В Калуге Гоголь беспрестанно восторгался. «Да это просто великолепие! – говорил он. – Да отсюда бы и не выехал! Ах, да какой здесь воздух!».
Гоголь не перестает удивлять окружающих
Наблюдательный Арнольди во время совместной поездки с писателем в Калугу обратил внимание на несколько проявлений, характерных, как отметили бы психиатры, для гипоманиакальной фазы маниакально-депрессивного психоза. Так, писатель исключительно много и плодотворно занимался, работая над вторым томом «Мертвых душ», а вечерами читал знакомым новые главы из этой поэмы. Вставал он необычно рано, раньше всех во всем огромном доме, а в течение дня, в промежутках между литературными занятиями, много ходил очень быстрым шагом в саду. И физическая, и умственная работоспособность его была повышена, он с раннего утра до позднего вечера находился на ногах. Аппетит был таков, что писатель «наедался очень часто до того, что бывал болен».

Продолжение читайте в следующем номере.

Автор – Михаил Иванович Давидов,
историк медицины, доцент ПГМА.