 |
 Вернуться на главную страницу |
| Архив |
 |
|
|
На сайте размещены материалы издания "Лечебный телегид", созданного и выпускавшегося редакцией ООО "Репортер плюс" начиная с №1 (от 7 августа 2006 года) по № 134 (до 16 апреля 2009 года). 20.12.2006 Последние дни графа Л. Н. Толстого От редакции Мы предлагаем вниманию читателей новую рубрику о здоровье великих людей и первый ее материал, который рассказывает о последних днях жизни русского писателя Л. Н. Толстого. Автор статьи – Михаил Иванович Давидов, доцент кафедры факультетской хирургии по курсу урологии ПГМА, председатель Пермского краевого общества урологов, врач высшей категории. Автор 5 монографий, 12 учебных пособий. Опубликовал около 366 научно-медицинских статей, имеет 2 изобретения и 23 рационализаторских предложения. Более 30 лет, без отрыва от основной работы, Михаил Иванович занимается историей медицины, изучает болезни и обстоятельства гибели русских писателей – А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя, Л. Н. Толстого и других. Его работы публиковались в журналах «Хирургия», «Медицинская помощь», «Москва», «Урал». В ночь с 27 на 28 октября (по старому стилю) 1910 года Лев Николаевич внезапно проснулся в 3 часа. Он услышал скрип открывающейся двери в его рабочий кабинет, шелест платья и тихие, воровские женские шаги. Сквозь щель в двери пробивался свет, слышался шорох бумаги и шум открываемых ящиков стола. Кто-то сосредоточенно, не спеша рылся в его бумагах. Толстой понял, что это жена, 67-летняя Софья Андреевна, ищет его завещание. Гнев и отвращение переполнили Льва Николаевича. Когда прошаркали восвояси шаги, лев Николаевич ощутил сильнейшее волнение, почувствовал перебои в сердце. Привычным движением он пощупал пульс на руке – почти 100 ударов в минуту! Неизвестно, сколько времени просидел он так, отрешенно смотря в черную пустоту впереди себя. Наконец он решился. Решился на поступок, который дружно осудили его современники и который до сих пор не поняли и не приняли многие из его сегодняшних читателей. Он, барин, граф, в возрасте 82 лет решил уйти из родной помещичьей усадьбы, отказавшись от богатства, чтобы отныне жить в простоте и бедности. В течение своей долгой жизни граф Толстой постепенно пришел к мысли о греховности землевладения и барской роскоши, стал проповедовать бедность и простоту. Эти его взгляды вызывали резкий протест со стороны жены и некоторых взрослых детей, которые смотрели на его желание отдать землю крестьянам и жить только трудами своих рук как на чудачество и даже сумасшествие. Друзья Льва Николаевича видели, как он мучается в семье. «Я как в аду киплю в этом доме, – рассказывал он крестьянскому писателю М. П. Новикову, – а мне завидуют, говорят, что я живу по-барски. Меня здесь расценивают на рубли, говорят, что я разоряю семью, не продавая за деньги своих писаний. Я не умру в этом доме. Я решил уйти в незнакомое место, где бы меня не знали… хочется перед смертью побыть одному с самим собою и с Богом, а они меня расценивают на рубли…Уйду, уйду». Но вернемся к событиям роковой ночи 28 октября, когда Лев Николаевич, разбуженный бессовестным поступком жены, решил больше не терять времени и немедленно уйти из дома. Закончив прощальное письмо, он осторожно в темноте прошел к своему домашнему врачу, другу и единомышленнику Душану Петровичу Маковицкому и разбудил его: «Я решил уехать. Прошу вас поехать со мной». Четкого плана и определенного пункта, куда ехать, где остановиться, в голове у Льва Николаевича еще не было. Толстой решил заехать в монастырь Шамордино, повидать свою сестру Машу, отсидеться там, а потом уже точно решить, куда путь держать. Ехали до Козельска с пересадкой, на двух поездах. Вагон был третьего класса, до предела переполненный пассажирами, многие из которых курили прямо в вагоне. Лев Николаевич, задыхаясь от духоты и никотина, разгоряченный и потный, вышел из вагона на переднюю открытыю площадку и сел на свою палку с раскладным сиденьем. «Как хорошо, свободно!» – воскликнул он. Так просидел он здесь почти целый час, на холодном встречном ветре, и только по настоянию Маковицкого согласился вернуться в духоту и скученность вагона. Но покоя там ему не давали. Писателя все узнавали, разговаривали с ним. Несмотря на утомление Лев Николаевич охотно разговаривал с людьми. В Козельске наняли пролетку и по раскисшей дороге, на пронизывающем, холодном ветру добрались до Оптиной пустыни. Здесь, в знаменитом монастыре, путешественники роешили переночевать. 29 октября Лев Толстой отправился в женский монастырь Шамордино, располагавшийся в 14 верстах от Оптиной пустыни. Там жила его 80-летняя сестра, монахиня Мария (Мария Николаевна). Дочь ее, Елизавета, в это время гостила у нее. Произошла радостная встреча добрых, искренних людей. Лев Николаевич вдруг решил остаться на постоянное проживание в Шамордино. Здесь царили спокойствие, тишина, нарушавшаяся иногда лишь пением монахинь и чудным, мелодичным звоном колоколов. Но не суждено было великому писателю закончить свои последние годы в Шамордино, в тишине и спокойствии. Ему становится известно, что жена и дети любой ценой хотят вернуть его в Ясную Поляну. И он решил ехать дальше. Выехали поездом 31 октября. В пути у толстого поднялась температура до 38,1 градуса. Доктор Маковицкий принял решение снять больного с поезда на первой же остановке. Ближайшей станцией оказалось маленькое, совершенно не знакомое путешественникам Астапово. Здесь самое время рассказать о состоянии здоровья и перенесенных болезнях Толстого. В молодости и зрелом возрасте Лев Николаевич был крепким, сильным и выносливым человеком, постоянно выполнял тяжелую физическую работу. Однако в течение своих прожитых 82 лет он, естественно, как и все люди, неоднократно болел, и к 1910 году состояние его здоровья было резко ослаблено, а организм основательно изношен. Каждый шаг гения становится достоянием истории. Подсчитано, что лечащих врачей у Льва Николаевича в течение всей его жизни было 74! Помимо простудных заболеваний, детских инфекций и всевозможных ушибов и ссадин, Л. Н. толстой в 1886 г. перенес тяжелое воспаление ноги, четыре хирургических вмешательства под хлорированным наркозом, а в 1864 году он, упав с лошади, повредил правую руку в плечевом суставе. Существует мнение, что у Толстого наблюдались приступы эпилепсии. К старости Лев Николаевич страдал хроническими заболеваниями печени, сердца (атеросклеротический кардиосклероз с аритмией), желудка и кишечника (гастрит, колит, как предполагают, развившиеся в результате сыроедения и вегетарианства), суставов (артриты), старческой болью в ногах (ревматизм, облитерирующий атеросклероз нижних конечностей), упорной бессонницей. Но особое беспокойство у врачей вызывало состояние его легких. У многих родственников Льва Толстого была чахотка (туберкулез), семья его также была неблагополучна по этому заболеванию. Лев Николаевич имел 13 детей, из которых 7 умерли. Причины смерти большинства из них неизвестны, но предполагают, что некоторые дети умерли именно от туберкулеза. Лечил писателя знаменитый профессор Г. А. За- харьин, который заподозрил чахотку (хотя официально и не выставил такой диагноз) и назначил типичное противотуберкулезное средство – кумыс. Показательно, что лечение кумысом благоприятно сказалось на здоровье Толстого. Однако в 1901–1902 гг. произошло обострение заболевания легких. Стоит заметить, что в начале XX века смертность от пневмонии составляла 30–40 процентов, а от чахотки большинство больных погибало через 3–5 лет. Могучий организм Льва Николаевича справился, пациент остался жив, но с этого времени он стал часто болеть, простужаться. Естественно, что утомительнейшая дорога и особенно длительное резкое переохлаждение в пути весьма пагубно сказались на состоянии больных органов дыхания 82-летнего человека, и уже через 3,5 суток с момента его ухода из дома произошло резкое обострение воспалительного процесса в легких и бронхах. Продолжение на стр. 45. Когда больного сняли с поезда в Астапово и уложили на кровать в доме начальника станции И. И. Озолина, ему стало совсем худо. Ненадолго он даже потерял сознание, тело его вздрагивало от легких конвульсий. Затем он успокоился и уснул. К утру 1 ноября температура тела у больного нормализовалась, и он вдруг вознамерился снова отправиться в путь. Однако Лев Николаевич не смог даже приподняться с постели от резкой слабости и оставил свою затею. А вскоре он почувствовал новое ухудшение состояния. Открывшаяся у него двухсторонняя пневмония стала бурно прогрессировать. Появились мучительные головные боли, жажда. От усиливающегося жара звенело в ушах. Температура тела поднялась до 39, 8 градусов. Дыхание участилось. Появился кашель с окрашенной кровью мокротой. Сердце работало с перебоями. Доктор Маковицкий и станционный врач при аускультации обнаружили множественные хрипы в легких и поставили диагноз пневмонии, который в последующие дни был подтвержден другими врачами. 3 ноября из Москвы приехал бывший домашний врач Толстых Д. В. Никитин. Он, осмотрев пациента, нашел, что бронхи и легкие воспалены, пульс слабого наполнения. Температура тела к этому времени снизилась до 37 градусов. Вечером началась мучительная икота, затем появился бред. Писатель пытался что-то продиктовать, но язык не повиновался ему. Утром 4 ноября Л.Н. Толстой произнес: «Я, кажется, умираю…» он метался в постели, тяжело дышал, затем впал в беспамятство. Рот был открыт, губы обескровлены, черты лица искажены страданием. 5 ноября его состояние еще более ухудшилось. Он бредил, путал имена, не узнавал лица. Из Москвы прибыл еще один бывший домашний врач Толстых – Г. М. Беркенгейм. Он привез с собой баллоны с кислородом и дигален – дефицитный тогда сердечный гликозид. Осмотрев больного, Григорий Моисеевич пришел к неутешительным выводам: сердце могло остановиться в любую минуту. 6 ноября в Астапово приехали еще несколько докторов. Теперь вокруг тяжелобольного их было шестеро: Усов, Щуровский, Никитин, Беркенгейм, Маковицкий, Семеновский. Но они не в силах были ничего уже сделать. Температура была всего 37, 2 градуса, но функции дыхательной и сердечно-сосудистой систем были так расстроены, что никакой надежды уже не оставалось. Словно предчувствуя, великий мыслитель сказал: « Вот и конец…». Через некоторое время он вдруг приподнялся и громко, внятно произнес: «Только одно советую вам помнить: есть много людей на свете, кроме Льва Толстого, а вы все смотрите на Льва». После этого он снова упал на подушки, нос и руки его стали синеть. Врачи ввели камфору, дали кислород. Через 20 минут Толстой вновь пришел в себя. В 22 часа он стал задыхаться. На губах, ногтях и ушах появились синие пятна. После введения камфоры на несколько минут стало лучше, сознание в последний раз прояснилось. Подозвав старшего сына Сергея, он широко открыл глаза и торжественно произнес слабым голосом: Я люблю истину… Очень… люблю истину». Наступила последняя ночь его жизни. Комната была погружена в печальный и священный полумрак. У умирающего дежурили врачи и наиболее близкие ему люди – дочь Саша, старший сын Сергей, преданный соратник В. Г. Чертков. С 2-х часов ночи пульс почти перестал прощупываться, дыхание стало еще более частым и хриплым. Сознания не было. Несколько раз вводили камфору, но сознание не возвращалось. Утром дыхание умирающего вдруг прекратилось. «Первая остановка», – сказал доктор Усов. Дыхание снова восстановилось, свистящее, хриплое, неровное. Все встали вокруг кровати. Дыхание остановилось во второй, а затем – в третий раз. Наступила полнейшая тишина. Доктор Душан Маковицкий наклонился над Л.Н.Толстым и легким движением руки закрыл ему глаза. Маленький высохший старичок с ввалившимися щеками и белой бородой и одновременно – великий титан и мыслитель человечества – лежал в полумраке, вытянувшись на спине и закрыв глаза. Было 6 часов 5 минут утра 7(20) ноября 1910 года.
← Назад |
|
|
|
|
© 2010 ООО Медиакомпас Почтовый адрес: 614070, г. Пермь, ул. Крупской, 40. Телефоны: (342) 281-95-76, 282-54-22, 282-54-55. |
Разработано в студии «Сайт-мастер»
Работает на «CMS BS» версия 3.0 Вы попали на лучший информационный портал г. Перми, посвященнный событиям в жизни города. Мы стараемся как можно быстрее сообщить о новостях в городе, мероприятиях, а также проводим фоторепортажи и делаем интервью. Заходите, будем рады видеть Вас. |