Досье 02

На несколько жизней хватило бы того, что выпало на долю нашего земляка Василия Ивановича Флягина. Он начал службу в августе 1941 года рядовым 1-го артиллерийского полка Крымской дивизии, в дальнейшем воевал в качестве командира отделения разведки, командира минометного расчета, комвзвода.

Вот одно из самых ярких его воспоминаний.
– В августе 1941 года меня, совсем не обученного восемнадцатилетнего парня, направили на фронт. В самое пекло боев за Перекоп… Кем я здесь только не был – связистом и артиллеристом, пулеметчиком и разведчиком. Довелось участвовать в захвате «языка». В группе захвата нас было пять человек, Немцы, ослепленные успехами, вели себя как-то беспечно, ничего не боялись, не окапывались, не было у них в это время ни землянок, ни блиндажей… Линии фронта не было, немцы были где ближе, где дальше от нас. Ночью они не всегда наступали. Поэтому командир, отобрав пять молодых солдат-комсомольцев, дал нам задание: как только стемнеет, взять «языка». Мы отправились выполнять этот приказ, наткнулись на группу немцев из четырех человек, которые, раскинув плащ-палатку, лежали на ней, один спал, один играл на губной гармошке. Мы стали за ними наблюдать, и вскоре один из них куда-то пошел в сторону, вот его-то мы схватили и доставили в штаб дивизии. Нам пожали руки, поблагодарили. В то тяжелое для страны и армии время много совершалось героических дел, но о наградах тогда не думал никто.
Побыв немного в разведке, я был включен в специальный истребительный отряд. Согласно приказу Верховного главнокомандующего мы должны были при отступлении не оставлять врагу ничего. Мне пришлось участвовать в уничтожении элеватора с запасами зерна, обливать зерно бензином и сжигать.
Далее я через Сим­ферополь, Алушту, Ялту отступал до Севастополя. Ялтинское шоссе было узкое, войска по нему в сентябре двигались как в Севастополь, так и из Севастополя в Керчь. Часто ночью друг за друга цеплялись тягачи с тяжелыми орудиями и вместе с расчетами сваливались под откос, люди погибали. Однако, несмотря на все это, мне удалось целым и невредимым добраться до Севастополя. А там в эти дни, можно сказать, была паника. Видимо, не успели организовать хоть какую-то оборону с суши. Ни окопов, ни каких-либо дзотов и дотов. И если бы немцы не остановились перед Севастополем, они бы могли с ходу взять его.
Но вскоре был образован штаб по обороне города. Из нас, обстрелянных солдат, милиционеров и некоторых рабочих завода, стали формировать различные подразделения и отправлять нас за несколько километров от города. Здесь не было никаких оборонительных сооружений, ни окопов, ни траншей.
Из нас троих: меня, так и не получившего ни одной военной профессии за период отступления, артиллериста – подносчика снарядов и милиционера с тремя треугольничками в петлицах сформировали минометную роту.
«Сейчас отправитесь на машине в то место за городом, где будет проходить рубеж обороны Севастополя. Но пока у вас нет минометов, ждите там указаний». И отвезли нас на ровную, с небольшими кустами местность. Никто в нас не стреляет и не бомбит. Так продолжалось дня три, потом нам доставили 82-миллиметровый миномет и ящик мин к нему. Я миномет до этого никогда не видел, и тем более не видел, как из него стреляют, милиционер тоже его никогда не видел. Установив миномет, мы стали ждать приказа об открытии огня. Только третий наш боец однажды видел, как стреляют из него. И он нам сказал, что нужно делать.
И вот последовал приказ: «Открыть огонь по Ялтинскому шоссе, там появилась группа немцев!» Миномет у нас был без прицела, но можно стрелять, направив ствол в ту сторону, где виднелся участок дороги. Опустил первую в моей жизни мину, было видно, как она полетела в нужном направлении. Мы обрадовались и открыли беглый огонь. И вдруг седьмая или восьмая мина не вылетела. Мы бросились врассыпную, залегли по кустам… Наш старший, Горбунов, подошел к миномету, подозвал меня (я в его глазах был смелым и обстрелянным), вынул ствол из гнезда опорной плиты, сказал: «Держи руки так, чтобы мина не выпала из ствола на землю. Я наклоню ствол и буду потихоньку трясти его, и мина будет выползать». Так и сделали. Получилось. В дальнейшем у меня было таких случаев довольно много. Достав мину, закопали ее в землю и снова открыли огонь по тому же направлению. Вскоре опять мимо нас промчался тот командир, который отдал нам приказ открыть огонь. На этот раз он крикнул: «Молодцы минометчики, благодарю вас, хорошо стреляли, немцы рассеяны». Эта похвала нас обрадовала и вселила в нас уверенность, что мы успешно освоим профессию минометчика и будем умело бить врага из этого простого, но очень грозного оружия. Вот так начиналась героическая оборона Севастополя, в которой я принимал участие с первого до последнего дня…
Не нуждается в комментариях аттестация 1945 года на командира 1-й минометной роты 503-го стрелкового Митавского ордена Суворова полка 91-й стрелковой Мелитопольской Краснознаменной дивизии старшего лейтенанта Флягина: «...Проявил себя способным, умелым командиром… Дисциплинирован, исполнителен, требователен к себе и подчиненным. Политически грамотен, морально устойчив… Чутко относится к нуждам военнослужащих и своевременно помогает в устранении всех недостатков. Пользуется авторитетом среди личного состава. Хорошо знает тактику, а также артиллерийское и стрелковое оружие и умело его использует в бою. Физически здоров, командовать ротой может, занимаемой должности соответствует». Войну закончил старшим лейтенантом с иконостасом наград.
А потом – десятилетия службы в органах госбезопасности: опер­уполномоченным, старшим оперуполномоченным. У нас, в Прикамье, дослужился до подполковника, удостоился новых наград. И вновь документ: «...Товарищ Флягин В.И. хорошо знает порученный участок, к делу относится добросовестно, проявляет разумную инициативу и настойчивость».
Бывших чекистов не бывает. Это в полной мере относится к Василию Ивановичу, и поныне передающему свой богатый опыт молодым сотрудникам.
Николай РЫСКОВ.